Акакий акакиевич герой рассказа. Интерьер одной из помещичьих усадеб, изображенных писателем в поэме «Мертвые души» (усадьба Степана Плюшкина). Сочинение Характеристика и образ Акакия Акакиевича

>Характеристики героев Шинель

Характеристика героя Акакий Акакиевич

Акакий Акакиевич Башмачкин – главный герой повести Н. В. Гоголя «Шинель», бедный титулярный советник в департаменте Петербурга. Это был одинокий, униженный судьбой и окружающими чиновник, при этом обладающий сердцем и чувствами. В его окружении полно жестоких и бессердечных людей, которые часто оскорбляют его, отчего кажутся ничтожными и духовно нищими. По описанию Гоголя, Башмачников – человек бедный, неприметный и заурядный. Никто не помнит даже, как он на работу поступил. Внешне это низенький мужчина, немного рыжеватый и подслеповатый, с лысиной на лбу и морщинами на щеках. Ему отведена роль переписчика документов, что он делает с большим удовольствием. По сути, он беспрекословно выполняет указания начальства и особо задумываться над чем-либо не приходиться. Его работа не требует даже элементарной сообразительности. А когда ему предлагают какое-нибудь задание со смыслом, он начинает сильно волноваться. Однажды ему было предложено небольшое повышение, но он от него отказался от робости и неуверенности в своих силах.

Духовная жизнь этого героя также ограничена. Заказываю новую шинель, он не ищет роскоши, а всего лишь хочет защитить себя от холода и являться на работу в соответствующей форме. С того момента, как он обратился к портному Петровичу, мысли о новой шинели стали смыслом его существования. Теперь он меньше ел, меньше употреблял чая, не жег свечи по вечерам, не носил белье прачке, а потому дома ходил в одном и том же халате. И все это ради того, чтобы скопить денег на шинель. Даже лицо его начало светиться от этих мыслей, появился блеск в глазах. С появлением шинели с теплой подкладкой и меховым воротником, Башмачников совсем преобразился. Его коллеги в честь этого даже устроили праздник. К сожалению, это был единственный день, когда герой ходил в своей обновке. В тот же вечер на него напали грабители и сняли шинель. Когда Акакий Акакиевич обратился к будочнику за помощью, тот только отмахнулся от него. Также поступил и частный пристав, к которому он пошел на следующий день.

Но, пожалуй, хуже всего поступил тот, кого за глаза называли «значительное лицо». Если раньше он был в приятельских отношениях с этим лицом, то теперь тот занимал высокий пост и старался казаться как можно более «значительным». Со всей строгостью в лице и голосе он отчитал Акакия Акакиевича и нагрубил ему. В тот же день Башмачников перемерз на улице в своей старой, захудалой шинели и простудился. Через несколько дней он умер, но стал призраком являться у моста и отбирать у прохожих шинели. В один из вечеров он напал на своего знакомого высокопоставленного чиновника и с него тоже стянул шинель. С тех пор «значительное лицо» никому не грубит. Да и мертвец перестал появляться у моста. Происходящие в повести события показывают, что герой не желал никому зла и был достойным человеком, однако в силу своей слабохарактерности влачил «маленькую» и никчемную жизнь.

К сожалению, жизнь часто бывает несправедлива к людям. Одни могут прожить беззаботно и обеспеченно, не прикладывая при этом ни малейших усилий, другие вынуждены тяжело работать, чтобы обеспечить себя самым необходимым. Как раз о людях второго типа рассказывается в повести Н.В. Гоголя «Шинель». Главный же герой ее – Акакий Акакиевич Башмачников является типичным маленьким, незначимым ничего в этой жизни человеком.

Основа повести и краткая история создания

Повесть Н.В. Гоголя «Шинель» в своей основе содержит анекдот, ходивший в кругах канцеляристов. Суть его заключалась вот в чем: однажды жил бедный чиновник. У него была особая страсть к охоте, а мысль покупке хорошего ружья была самой заветной мечтой. Однажды он решил воплотить свою мечту в реальность – накопил денег и купил желаемое ружье, но на первой же охоте чиновника постигла неудача: его ружье зацепилось за поросль и утонуло. Как ни старался чиновник, но выловить оружие у него не получилось. Раздосадованный, он вернулся домой ни с чем. После этого на него напала хандра – слишком жаль ему было ружья, и чиновник заболевает горячкой. Его друзья решили помочь и подарили ему новое ружье, чем способствовали выздоровлению своего друга. Однако воспоминание о потере своей покупки еще долгое время вгоняло чиновника в смертельную бледность.

Комическая основа произведение наталкивает читателя на восприятие комической действительности повести. И действительно, несмотря на довольно неприглядный сюжет, фабула повести отличается множеством смешных и порой нелепых жизненных ситуаций.

История рождения главного героя и выбор имени

Некая доля иронии и фарса сопутствовали главному герою повести Гоголя с самого рождения. По словам автора, такая тенденция началась с самого рождения героя. Главный горой родился 23 марта. Вопрос с крестными родителями был уже решен. Крестным отцом мальчика должен был стать служащий столоначальником сената Иван Иванович Ерошкин, а матерью – жена офицера, Арина Семеновна Белобрюшкова. Крестные были выбраны в соответствие с требованиями религии – они были добропорядочными людьми. Когда же пришло время крестить ребенка, его мать столкнулась с непреодолимым препятствием – выбором имени для своего новорожденного.

Все возможные варианты из календаря вызывали у нее недоумение: Моккий, Сессий, Хоздазат. Дальнейшие поиски привели к именам Трифилий,Дула, Варахасий. «Вот это наказание, какие всё имена; я, право, никогда и не слыхивала таких» – говорит женщина. Следующая попытка была не менее успешной – предлагались имена на выбор Павсикахий и Вахтисий, что также не впечатлило. Женщина решает, что других вариантов нет, нужно назвать своего сына именем его отца ибо «судьба его такая». Именно поэтому новорожденного мальчика назвали Акакий. Мальчика успешно окрестили, при этом ребенок заплакал так, «как будто бы предчувствовал, что будет титулярный советник».

Вы можете проследить за жизнью и судьбой в одноименной повести Н. В. Гоголя.

Фамилия его была Башмачников. Гоголь указывает, что здесь все прозаично – фамилия произошла от слова башмак, но никакого отношения к этому ни сам Акакий, ни его ближайшие родственники не имеют.

Внешность Акакия Акакиевича

Прошло некоторое время, и Акакий стал взрослым мужчиной. О том, как проходило его детство и этап взросления, мы не знаем. Детальное знакомство с Акакием Акакиевичем происходит уже в период его взрослой жизни. На момент развития основных действий романа ему за пятьдесят.

Внешность Акакия мало чем выделяющаяся и запоминающаяся: «низенького роста, несколько рябоват, несколько рыжеват, несколько даже на вид подслеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинами по обеим сторонам щек и цветом лица что называется геморроидальным».

Виной такой преждевременной старости Гоголь называет «петербуржский климат». В этой фразе также заложен двоякий смысл – с одной стороны его можно воспринимать в прямом значении, обозначая сложности приспособления организма к определенным климатическим условиям и, как следствие, влияние на внешность и состояние здоровья. С другой стороны, эту фразу можно воспринимать в ироническом смысле.

Жизнь в Петербурге не была легкой и беззаботной, особенно, для человека незначительного в социальном и финансовом плане, каким как раз и был Башмачников. Значительная конкуренция и высокие требования в работе, специфическое отношение людей по отношению к своей личности – все это крайне негативно сказывалось на людях. Как раз такой контекст-характеристика общества и подразумевает ироничность фразы.

Одежда Акакия желает быть лучше – его мундир уже давно утратил краски, воротнички были всегда очень коротки, поэтому его шея казалась непомерно длинной. Одежда его никогда не отличалась идеальной чистотой. К его костюму всегда прицеплялось что-то. В основном это была нитка или кусок сена.

Однако Акакия такое положение вещей не смущало. Ему хотелось, чтобы его вещи служили ему как можно дольше.

Род деятельности и служба Акакия Акакиевича

Акакий Башмачников был одиноким человеком. У него не было никого из родных и близких. Своего жилья у него тоже не было – он снимал квартиру в самой бедной части города. Работал Башмачников титулярным советником в департаменте «во избежание всяких неприятностей, лучше департамент, о котором идет дело, мы назовем одним департаментом». Работа Акакия Акакиевича состоит в переписывании бумаг. Жалование его составляет 400 рублей, к этой сумме добавляется еще и премия – в основном 45-50 рублей, а порой даже 60.

Акакий Акакиевич очень долго служит на одном месте, настолько долго, что уже никто и не может вспомнить, когда именно он приступил к службе. Башмачников никогда не менял своего рабочего места: «Сколько ни переменялось директоров и всяких начальников, его видели всё на одном и том же месте, в том же положении, в той же самой должности».

Отсутствие продвижения по службе не вызывает негодования у Акакия. Ему нравится его работа. Когда же Башмачникову предоставляется возможность пойти на повышение, он пренебрегает ею. Дело в том, что Акакий Акакиевич умет только дословно воспроизводить текст, любые, даже самые мелкие изменения вызывают у него непреодолимые трудности: «Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь». С тех пор оставили его навсегда переписывать». Акакий Акакиевич находит необъяснимую прелесть в этом занятии, он всегда с удовольствием приступает к своей работе. Гоголь утверждает, что недостаточно сказать, что Башмачников ревностно выполняет свою работу, он ее истинно любит. Когда он занят переписыванием, на его лице застывает чувство наслаждения. У Башмашникова красивый, аккуратный почерк, он скрупулезно переписывает документы и никогда не делает ошибок. Также он всегда на работе. Его коллеги не могут припомнить такого момента, когда бы Башмачникова не было на рабочем месте.

Досуг Башмачникова

Акакий Акакиевич не заботится о своем досуге. Он привык проводить вечера дома. Его любимое занятие – переписывание бумаг, он всегда берет с собой часть работы на дом. Если случалось такое, что вся его работа была выполнена на рабочем месте, он все равно брал какую-либо бумагу для переписывания просто так, а не по необходимости службы.

Все его коллеги стараются куда-то выйти, развлечься, но такое времяпровождение не вызывает интерес у Башмачникова, тихая, спокойная жизнь, сосредоточенная на переписывании бумаг, его абсолютно устраивает. Каждый вечер он засыпает со счастливыми мыслями о завтрашнем рабочем дне и о новых документах, требующих переписывания.

Отношение окружающих к Башмачникову

Как ни странно, несмотря на все его усердие к работе и прилежное выполнение своих обязанностей, Башмачников не удосуживается хорошего отношения по отношению в себе.

Его коллеги по работе все время смеялись над ним и подтрунивали. Они обсуждали слухи о его семидесятилетней хозяйке и о том, что она избивает Акакия Акакиевича.

Начальство также не ценило его. Руководство относилось с деспотизмом к нему и негодованием, хотя он как никто другой выполнял качественно свою работу.

Сторожа и те не питали к нему никакой симпатии или уважения. Они не обращали внимания на него «даже не глядели на него, как будто бы через приемную пролетела простая муха». И не вставали при его появлении, как это было принято.

Башмачников покорно терпит все насмешки и обиды. И лишь порой жалостливо восклицает: ««Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» – и в этих проникающих словах звенели другие слова: «Я брат твой»». Однако все остается на своих местах, отношение к нему не меняется. Некая доля сострадания проявляется у его коллег после того, как у Башмачникова украли шинель, они даже пытаются собрать деньги ему на новую, но собрать необходимую суму не получается.

Характеристика Акакия Акакиевича

Акакий Акакиевич Башмачников не обладал стойким характером. Он был человек мягкий и добродушный, он не умел постоять за себя – ни дать физический отпор, ни моральный. Своим внешним видом он вызывает жалость, а манера говорить и пластика движений только усиливают эту ситуацию.

Башмачников обладает тихим и спокойным темпераментом – голос его также подлежит такой характеристике. Он говорит размеренно и тихо, не обладает красноречием. Акакию Акакиевичу сложно выразить внятно свою мысль, он постоянно путается в своем рассказе и сбивается. Акакий Акакиевич изъяснялся большею частью предлогами, наречиями и, наконец, такими частицами, которые решительно не имеют никакого значения.

Башмачникову присуще чувство стыда. Он никогда не употребляет в своей речи нецензурную лексику или грубые слова. Башмачников не привык находиться в центре внимания, поэтому чувствует себя неловко, когда на него обращает внимание и робеет.

Личность Акакия Акакиевича не вызывает интерес. Он мелка сошка, потерю которой сложно заметить.
Кроме того, он отличается крайней невезучестью. Он всегда становится жертвой выброса мусора из окна, поэтому его костюм всегда запачкан, на нем можно найти остатки выбрасываемой еды или мусора.

Шинель и ее роль в жизни Башмачникова

Башмачников всегда с особым трепетом относился к своим вещам. Дело здесь было не в том, что он был педантом или человеком исключительной чистоты, а в том, что его жизнь состояла из значительных расходов, и расходы на одежду были слишком тягостные. Акакию Акакиевичу крайне необходимо было обновить свой гардероб: «Требовалось завести новые панталоны, заплатить сапожнику старый долг за приставку новых головок к старым голенищам, да следовало заказать швее три рубахи, да штуки две того белья, которое неприлично называть в печатном слоге».

Шинель Башмачникова была в ужасном состоянии она «служила тоже предметом насмешек чиновникам; от нее отнимали даже благородное имя шинели и называли ее капотом». Воротник шинели то и дело отрезался на заплатки, казалось, что вся шинель уже состоит из одних заплаток, а воротник был до ужаса мал.

Материал шинели прохудился, и от старости расползался от любого действия над ним. Наконец-то наступил такой момент, когда шинель уже невозможно было поправить «сукно до того истерлось, что сквозило, и подкладка расползлась».

Башмачников отправляется к мастеру, в надежде, что он починит его верхнюю одежду, но чуда не случается – мастер наотрез отказывается что-либо делать и утверждает, что поправить ее нельзя никоим образом.

Башмачникову не остается ничего другого, как копить на новую шинель. Он составляет план действий: «нужно будет уменьшить обыкновенные издержки, хотя по крайней мере в продолжение одного года: изгнать употребление чаю по вечерам, не зажигать по вечерам свечи». Таких мер оказалось недостаточно, чтобы накопить денег, он решает ходить по улице предельно аккуратно, чтобы не стереть обувь, реже прибегать к услугам прачки и даже голодать. «Он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели». Накопление денег на новую шинель стало целью всей жизни Башмачникова. Наконец-то мечта сбылась и у Акакия Акакиевича накопились необходимые 80 рублей.

Покупка шинели стала событием всей жизни Башмачникова – он бережно вешал ее, подолгу любовался крепкой тканью и теплой подкладкой и даже «вытащил, для сравненья, прежний капот свой, совершенно расползшийся». После покупки новой шинели Башмачников удивительно преобразился «сделался живее, тверже характером, как человек, который поставил себе цель». Такое, казалось бы, мелочное событие, открыло миру нового Акакия Акакиевича. Он способен весело смеяться и шутить, радоваться жизни и даже бездельничать. Его сослуживцы вынуждают сделать немыслимое – выйти в люди в вечернее время. Башмачников соглашается. Ночной город, который он не видел много лет, кажется ему сказочным местом – Акакий полон восхищения. Внезапное событие меняет все – он потерялся в ночных улочках и стал жертвой грабителей. Разойники отобрали у него самое дорогое – его новую шинель. Обескураженный этим событием Башмачников обращается в милицию, но не находит поддержки, попытки его сослуживцев помочь также не приводят к должному результату. В надежде на удачный поворот событий Акакий Акакиевич обращается к некому значительному лицу, но и тут ему отказывают.

Смерть Акакия Акакиевича

Окончательно расстроенный Акакий Акакиевич впадает в хандру, его одолевает лихорадка. Влажный климат города только способствует развитию болезни и усугублению его состояния.

Пожалуй, впервые в жизни, он не выходит на работу. Он находится в полуобморочном состоянии и бесконечно ругается в своем бреду, ввергая всех в ужас своим состоянием. Башмачников умирает.

После него не остается ничего – все вещи его были в ужасном состоянии и не представляли никакой ценности.

Его смерть оказалась никем незамеченной – он был слишком мелким и незначимым человеком в этой жизни.

Однако после его смерти в городе начинают происходить странные вещи. По улицам ходит некое приведение Башмачникова. Однажды случилось «некому значимому лицу» пойти не обычным своим маршрутом, неожиданно его кто-то останавливает: «он заметил человека небольшого роста, в старом поношенном вицмундире, и не без ужаса узнал в нем Акакия Акакиевича. Лицо чиновника было бледно, как снег, и глядело совершенным мертвецом». Призрак мертвеца заставляет снять шинель и удаляется. После этого случая происходят кардинальные изменения с чиновником, он перестает грубо и предвзято относиться к своим подчиненным, становиться человечным.

Анализ образа Башмачникова критиками и современниками Гоголя

Дмитрий Чижевский – литературовед и научный деятель в области литературы, обратил внимание, на то, что повесть Н. В. Гоголя стала причиной появления в литературе ряда произведений о «маленьком человеке», не способным изменить свою жизнь и поэтому всю жизнь мучается давлением окружающей среды и обстоятельств.

Чижевский стал одним из тех исследователей, которые развенчали постулат о бюрократической составляющей повести.

Д.Н. Овсянико-Куликовский, анализуруя образ Башмачникова утверждал,что Гоголь поднял в повести важную тему и обратил внимание людей на то, что «таких Башмачниковых – легион».

Другим путем исследования пошли научные деятели и критики, принадлежащие территориально к Западному миру. Они рассматривали повесть с точки зрения гофмановской теории. Так, например Ю. В. Манн, обращал внимание на то, как грубо и бесчеловечно порой разбиваются мечты человека о реальность: «Трансцендентальное стремление редуцировалось до элементарной потребности, но потребности жизненно важной, не избыточной, насущно необходимой, неотъемлемой в бедной бесприютной жизни Акакия Акакиевича и притом терпящей такое же неотвратимое крушение, какое претерпевали мечтания художника или композитора».

Анализ образа Акакия Акакиевича и повести «Шинель» с точки зрения религии

Н.В. Гоголь был глубоко верующим человеком, поэтому вполне логичное объяснение, с точки зрения критика Аполлона Григорьева и Бориса Зайцева, предоставляется необходимость анализа с точки зрения религии.

В видении этих критиков, повесть Гоголя – это не юмористический рассказ, а притча, подобная по своей сути библейским рассказам. В ее суть положена история о деградации Божьего творения – человека. Портной Петрович, при этом выступает в рассказе Гоголя в роли демона, черта. «В образе Акакия Акакиевича поэт начертал последнюю грань обмеленья Божьего создания до той степени, что вещь, и вещь самая ничтожная, становится для человека источником беспредельной радости и уничтожающего горя, до того, что шинель делается трагическим fatum в жизни существа, созданного по образу и подобию Вечного» (Аполлон Григорьев).

При этом исследователи обращают внимание на то, что имя главного героя исключительно символичное и соответствует его сути – в переводе имя Акакий обозначает « невинный, беззлобный». Кроме того, имя главного героя является по своей сути аллюзией на работу Иоанна Лествичника «Лествицы». Главный герой этого произведения Акакий Синайский – святой почитаемый христианами, также становится предметом насмешек, подобно Башмачникову.

Таким образом, главный герой повести Н.В. Гоголя Акакий Акакиевич Башмачников является классическим примером образа, впоследствии названого «маленьким человечком». Он не способен постоять за себя, его жизнь лишена радостей и стремлений. Он готов выполнять механически работу и находить в этот радость и восхищение. Башмачников готов довольствоваться настолько малым, что его радость по поводу такой никчемной жизни кажется чем-то из разряда абсурда и неприличия. Однако, этот образ способен к трансформации – мелкие удачи значительно преображают Башмачникова, он открывает людям, и самому себе, новые грани своей личности, осознает, что его жизнь до перемен не столь идеальна, как ему хотелось в это верить. При этом у Акакия Акакиевича никуда не девается его чувство мнительности и слабодушия – столкнувшись с новыми неприятностями, он не старается им противостоять – хандра и разочарование приводят его к смерти.

Образ и характеристика Акакия Акакиевича в повести «Шинель»: описание внешности и характера, портрет в цитатах

3.8 (75.24%) 21 votes

Существует немного произведений мировой классики, которые привлекли бы столько же внимания литературоведов, исследователей и интерпретаторов, как повесть Гоголя «Шинель». В настоящее время в мире насчитывается огромное количество работ, посвященных этому шедевру гоголевской прозы.

Однако несмотря на целый ряд различий, во всем множестве этих исследований есть нечто общее, что позволяет разбить их на несколько больших групп.

Как замечает американский профессор Д. Фангер, все предпринятые когда-либо истолкования повести «Шинель» можно условно разделить на четыре пересекающиеся категории: общественную, этическую, религиозную и эстетическую. Каждое из этих начал уже не раз было принято за главное в повести (73, 57).

Общественное истолкование подчеркивало социальную сторону «Шинели». Акакий Акакиевич рассматривался как типичнейший «маленький человек», жертва бюрократической иерархической системы и равнодушия.

Этическое или гуманистическое истолкование строилось на «жалостливых и сентиментальных» моментах «Шинели», «гуманном месте», призыве к великодушию и равенству, который слышался в слабом протесте Акакия Акакиевича против канцелярских шуток: «»Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» - и в этих проникающих словах звенели другие слова: «Я брат твой»»(2, т.3, 111).

Наконец, эстетическое начало, выдвинувшееся на первый план в работах XX века, фокусировалось главным образом на форме повести как на средоточии ее ценности. Например, Б.О.Эйхенбаум, увидел в «Шинели» не столько повесть, сколько сугубо художественный, квази-театральный монолог, образец свободы писателя, вольного «нарушать обычные пропорции мира» и «соединять несоединимое»(85, 306–326). Основываясь на этом взгляде, структуралисты обнаружили добавочные уровни значений в «Шинели».

Однако целью данной работы является не этическое, эстетическое или общественное истолкование «Шинели», а влияние на повесть жития св. Акакия в частности и агиографического жанра в целом.

Впервые в науку параллель Башмачкин - св. Акакий ввел голландский ученый Ф. Дриссен (27). Его соотечественник Ван дер Энг упоминал о находке Дриссена в своем докладе на IV Международном съезде славистов. Пересказывая текст жития об Акакии, Дриссен не анализирует своеобразие жанра гоголевской повести и не останавливается на тонкостях ее сюжетного плетения. Его наблюдения - на уровне обычной переклички сюжета жития, который, по мнению Й ван дер Энга, «настолько совпадает с сюжетом повести», что «о случайности не может быть и речи» (31, 95).

Указание на то, что житие Акакия имеет отношение к повести Гоголя есть и в книге В.Б. Шкловского «Энергия заблуждения» (83, 314).

Г.П. Макогоненко тоже обращается к цитированию жития и связывает его с решением финала, с его фантастикой (49, 318). Связь «Лествицы» и «Шинели» Гоголя исследуется в статье Ч. де Лотто «Лествица «Шинели» (22). Исследовательница делает выводы о несомненной перекличке «Шинели» с «Лествицей» преподобного Иоанна Синайского и об ориентации образа Акакия Акакиевича на житие св. Акакия, приведенное в «Лествице».

На связь «Шинели» со страданиями сорока Севастийских мучеников было указано в работе финского ученого Э. Пеуранен «Акакий Акакиевич Башмачкин и Святой Акакий» (30).

С.Г.Бочаров показал, что структура повести зиждется на том факте, что у героя «нет отношения к жизни в первом лице» (нет «я»); следовательно, он полностью заключен в причудливое повествование автора, которое драматизирует (независимо и за пределами событий повести) не только «его положение в жизни», но и «отношение жизни к нему» (9, 430–437).

Нередко в критических статьях о «Шинели» отмечается эффект неопределенности суждений. Это качество лежит в основе комического сказового письма, в котором по известному определению Эйхенбаума, сказ не повествовательный, а мимико-декламационный. Речь идет прежде всего о неопределенности, внушаемой известными «словечками» - «в некотором роде», «как-то», «впрочем», «какой-то», «кажется», - которые, как отмечал Андрей Белый, выглядят «точно вуаль с мушками на тексте, поданном в намеренной неяркости, неопределенности, безличии, косноязычии» (7, 245.)

На первый взгляд, «Шинель» вполне вписывается в традиционную схему повестей о «маленьком человеке», унижаемом и бедном чиновнике. Однако данная трактовка повести была бы неполной, не открывающей и небольшой части ее действительной глубины.

Так что же отличает «Шинель» от других современных Гоголю повестей на тему о бедном чиновнике: Ф.В. Булгарина «Гражданственный гриб», Н.Ф.Павлова «Демон», Е.П.Гребенки «Лука Прохорыч»?

Это прежде всего специфика жанровой формы, определившая структуру повествования, развитие сюжетного действия, соотношение реального и фантастического, построение характера героя. Несомненна ориентация произведения на различные жанровые формы. «Гоголю удалось слить взаимоисключающие жанровые структуры, - пишет О.Г. Дилакторская, - анекдота, жития, сакральной пародии (т. е. антижития) - в неразложимый художественный синтез, породивший стилевую многослойность, неодномерность художественных образов, двойной - комический и трагический пафос повести» (20, 160).

Повесть «Шинель» в разное время и у разных исследователей пробуждала порой самые противоречивые догадки. Так, Владимир Набоков в предисловии к изданию повестей Гоголя в Нью-Йорке (1952) утверждал, что у Гоголя иррациональное в самой основе искусства, а как только он пытается ограничить себя литературными правилами, обуздать логикой вдохновение, самые истоки этого вдохновения неизбежно мутятся. Когда же, как в «Шинели» он дает волю бредовой сущности своего гения, он становится одним из трех-четырех величайших русских беллетристов (57).

По утверждению Набокова, Гоголь любит музу абсурда, музу нелепости. Но писатель не ставит Башмачкина в неловкое положение, поскольку он живет в мире нелепицы. Контраст состоит в другом. Акакий Акакиевич трогателен и трагичен.

Любопытно толкование Набоковым финала повести «Шинель». Набоков объявляет, что здесь Гоголь прикрывает необыкновенный свой трюк - потоком ненужных и не относящихся к делу подробностей мешает читателю понять одно важное обстоятельство, а именно, что тот, кого принимают за призрак ограбленного Акакия, и есть на самом деле вор, его ограбивший.

Ю.Манн отмечает, что «завуалированная» фантастика в «Шинели» развивается на фоне слухов, что опознание Башмачкина самим повествователем нигде не производится, что департаментский чиновник и значительное лицо узнают Акакия Акакиевича в состоянии ужаса, страха, аффекта (47).

В центре финала повести фантастическое событие: встреча Башмачкина-мертвеца с генералом. Именно к финалу устремляется содержательная энергия повести, и в финале она разряжается, объясняется идея «Шинели». Очевидно, что фантастический финал - средоточие смысла повести. Ясно и то, что финал заключает некую загадку, которую нельзя исчерпать одним толкованием. Этим объясняется разноголосица мнений.

Например, И.Анненский оценивал финал повести несколько абстрактно - как «торжество правды»(6, 104). И.Гроссман-Рощин в своих «Рассказах об искусстве» видел в финале повести проявление революционной фантастики, то есть тему победоносного революционного бунта (15, 195). В советском гоголеведении уже в сороковые годы содержание финала «Шинели» понималось более сдержанно - как изображение посмертного бунта Башмачкина против «значительных лиц», то есть как грозная возможность бунта, а не ее реализация (18, 306). Позднее тема бунта в эпилоге повести была осмыслена как борьба не героя, а автора против деспотизма сильных мира (44, 37), как выражение и мести и возмездия слабых (26, 37), т. е. как еще одна смысловая грань темы бунта. Значение финала исследователи связывали не только с образом Башмачкина, но и образом значительного лица. И нередко получалось, что повесть написана лишь для того, чтобы показать раскаяние генерала (67, 21).

Стремясь разгадать тайну «Шинели», ученые обратились к рассмотрению ее структуры, поэтики, но и здесь не наблюдается единства оценок. Исследователей привлекла проблема соотношения реального и фантастического в эпилоге. Ю.Н.Тынянов считал, что образ Башмачкина-мертвеца - только гротескная маска, необходимая для пародийных целей Гоголя, а фантастическая ситуация финала только игровая ситуация (70, 202–203).

Й ван дер Энг в образе Башмачкина-мертвеца увидел психологическую реализацию воспаленного воображения генерала (31, 231). Эта точка зрения в чем-то смыкается с мнением известного психолога В.Н.Мочульского, который понял образ Башмачкина-мертвеца как олицетворение совести значительного лица, т. е. как проблему нравственную (55).

В последнее время соотношение реального и фантастического в образе Башмачкина осмыслена как гротескная несовместимость образа мстящего мертвеца с реальной действительностью (81, 23). Ю.В.Манн в финале повести увидел контрастную смену социально-бытовой истории о титулярном советнике фантастическим окончанием как особое намерение Гоголя оставить содержание «Шинели» неразрешимым «на уровне проблематическом» (47, 102).

Возникновение в финале повести рассказа о похождениях мертвеца, похожего будто бы на Акакия Акакиевича и снимающего шинели с чиновников разных рангов, является одним из самых загадочных мест «Шинели». Некоторые исследователи вообще обходят финал повести и заканчивают рассмотрение ее смертью Башмачкина. Другие видят смысл финала в том, что Гоголь в фантастической форме выразил «протест». Г.А. Гуковский считает, что финал нужен для показа «взбунтовавшегося» Башмачкина. «Если в «Шинели» все-таки звучит некое грозное предупреждение, то звучит оно не помимо Гоголя, и значит это, что в Гоголе 1839–1841 годов боролись два противоречивых идейных начала: одно - давшее нам всего великого Гоголя, другое - приведшее его к падению «Выбранных мест…» И именно поэтому, что все же в «Шинели» еще сильно было первое, хотя и нимало не революционное, но протестующее, непримиримое ко злу и демократическое начало, «Шинель» смогла стать великим произведением» (18, 357).

Н.В.Фридман вслед за другими также утверждает, что Башмачкин в финале повести «олицетворяет возмездие, выполнив свою роль мстителя», - он «не успокаивается до тех пор, пока не снимет шинель со значительного лица» (74, 172–173, 175).

Господствующая точка зрения сводится к тому, что финал нужен для показа «протеста», «возмездия», «бунта», «мщения» обидчику генералу - «значительному лицу», а фантастика нужна для проявления этой крамольной идеи.

В образе Акакия Акакиевича на текстуальном уровне просматриваются два пласта. Исследуя предыдущие редакции «Шинели», можно заметить, как от редакции к редакции менялся образ главного героя повести, перерастая из анекдотического чиновника в характер намного более сложный и противоречивый. Между «Повестью о чиновнике, крадущем шинели» и окончательной редакцией «Шинели» - два года напряженной работы, что уже само по себе объясняет расхождения на уровне композиции, сюжета и трактовки персонажей.

Каким же образом произошла трансформация обыкновенного анекдота о чиновнике в повесть с житийным контекстом? Чтобы понять это, нам следует обратиться к истории создания «Шинели».

В июле 1839 года, в Мариенбаде, Гоголь диктует М.П.Погодину первый фрагмент своей будущей «Шинели». Завершается же повесть, по всей вероятности, в Риме в апреле 1841 года. Впрочем, вначале, в самое время своего зарождения эта повесть носила другое название - «Повесть о чиновнике, крадущем шинели». Различия между этой «Повестью о чиновнике…» и окончательной редакцией «Шинели» огромны. Происходит переосмысление сюжетного ядра повести. Из повести с анекдотическим сюжетом «Шинель» перерастает в повесть со сложным и противоречивым развитием и преломлением человеческой судьбы, прослеженной не только в этой жизни, но и за ее пределами…

Многие факты и обстоятельства написания «Шинели» нам известны, другие навсегда скрыты временем. Впрочем, даже не знай мы ничего об истории и предыстории написания «Шинели», текст её как основной источник для анализа и интерпретаций был бы перед нами. А это уже немало.

П.В.Анненков, мемуарист, вспоминает, что первоначальный замысел повести возник у писателя в 1836 году, еще до отъезда за границу:

«…Однажды при Гоголе рассказан был канцелярский анекдот о каком-то бедном чиновнике, страстном охотнике за птицей, который необычайной экономией и неутомимыми усиленными трудами сверх должности накопил сумму, достаточную на покупку хорошего лепажевского ружья рублей в 200 (ассигнациями). В первый раз, как на маленькой своей лодочке пустился он по Финскому заливу за добычей, положив драгоценное свое ружьё перед собою на нос, он находился по его собственному уверению, в каком-то самозабвении и пришел в себя только тогда, как взглянув на нос, не увидел своей обновки. Ружье было стянуто в воду густым тростником, через который он где-то проезжал, и все усилия отыскать его были тщетны. Чиновник возвратился домой, лег в постель и больше не вставал: он схватил горячку. Только общей подпиской его товарищей, узнавших о происшествии, возвращен он был к жизни, но о страшном событии он уже не мог никогда вспоминать без смертельной бледности на лице ‹…› Все смеялись анекдоту, имеющему в основании истинное происшествие, исключая Гоголя, который слушал его задумчиво и опустив голову. Анекдот был первой мыслию чудной повести «Шинель», и она заронилась в душу его в тот же самый вечер» (5, 55).

Мысль о рождении «Шинели» из анекдота высказывалась довольно часто. Так, О.Г. Дилакторская замечает: «Видимо, писатель ориентировался в создании своего сюжета и образа героя, кроме бытовых анекдотов, и на анекдоты, расхожие в чиновничьей среде, являющиеся достоянием городского фольклора, которые собирались в сборники, печатались и перепечатывались. Примером этому может служить и упоминание в тексте повести об анекдоте о Фальконетовом монументе, у лошади которого подрублен хвост. Образ Башмачкина имеет несомненную связь с такой анекдотической литературой. Вот один из них. «Поседевший за перепискою чиновник сделался наконец совершенною машиною. Шутник секретарь, желая испытать его, велел ему три раза переписать одну и ту же бумагу, в которой он сам, с приписанием имени, отчества и фамилии приговаривался к смертной казни. Переписав бумагу в третий раз, чиновник сказал сухо: «Тут, кажется, идет речь о чьей-то голове» (20, 160).

Бросается в глаза сходство героя Гоголя с героями анекдота - чиновниками, «поседевшими за перепискою», сделавшимися «совершенной машиною», осмеиваемых в своей кругу. Важно здесь отметить не только перекличку ситуаций анекдота и повести, а указать ориентацию писателя на жанровую природу анекдота с ее стихией комизма, парадоксальности, двусмысленности…

И правда сердцевина существования Акакия Акакиевича - переписывание. Башмачкин в жизни только переписывает, не заявляя о себе никаким самостоятельным делом и намерением. У него и слов нет, чтобы заявить о себе: персонаж высказывается обычно предлогами и частицами, не имеющими решительно никакого значения. Даже само имя Акакия Акакиевича может быть воспринято как… результат переписывания. Взяли имя отца: Акакий - переписали и получилось: Акакий Акакиевич.

Вся жизнь Башмачкина происходит словно на листе бумаги. Даже внешние события герой нередко воспринимает как продолжение переписывания: «И только разве если неизвестно откуда взявшись, лошадиная морда помещалась ему на плечо и напускала ноздрями целый ветер в щеку, только тогда замечал он, что он не на середине строки, а на середине улицы» (2, т.3, 112)

Акакий Акакиевич - переписчик до мозга костей, и его согбенная над листом бумаги фигура является формой его пребывания в жизни. Даже по вечерам, вернувшись из департамента, он продолжает переписывать бумаги, принесенные на дом.

Однако, по мнению М. Эпшейна, если для переписчика священных книг любовь к букве вытекала из любви к смыслу, то для переписчика казенных бумаг, каков Акакий Акакиевич, любовь к букве не поддерживается никаким величием смысла. Трагическая несочетаемость между любовью к буквам и ничтожеством их содержания не унизила, не оскорбила любви, а, напротив, придала ей кроткую и почти героическую стойкость (84, 139).

Любовь к переписыванию обнаруживает главенствующую черту Акакия Акакиевича - кротость, смирение - то, что роднит его со св. Акакием и свидетельствует о полном отречении героя от собственной воли. А отречение от собственной воли есть непременное условие для творящих послушание.

Акакия Акакиевича отличает не только любовь к переписыванию, но и пренебрежение к вещественным благам мира сего. В нем присутствует самоограничение, граничащее с аскетизмом, и совершенное равнодушие к физической и материальной сторонам существования. Так, Башмачкин «вовсе не замечал» вкуса пищи, «ел все это с мухами и со всем тем, что ни посылал Бог на ту пору» (2, т.3, 112–113). Искушения и соблазны служат постоянно наращиваемым мотивом повести. Большинство соблазнов выносятся Акакием Акакиевичем стоически. И при этом никакого неудовольствия, жалоб или претензий, никакого вопроса о своем положении, но одно невозмутимое терпение. «Только если уж слишком была невыносима шутка, когда толкали его под руку, мешая заниматься своим делом, он произносил: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» (2, т.3, 111) Смирение дается Акакию Акакиевичу легко, без надрыва и видимого усилия над собой, словно другого и не дано.

Однако, самоограничение Акакия Акакиевича не является неосмысленным или само собой разумеющимся. На первый взгляд может показаться, что у гоголевского персонажа вообще отсутствует какое-либо внутреннее преодоление или борьба с собой. Кажется, что терпение его естественно и дается ему без труда, что все лишения, которые претерпевает герой, ничего не стоят ему, и он ничего не хотел бы изменить в своем состоянии.

Но такое ощущение оказывается ложным, в душе у Акакия Акакиевича далеко не все спокойно и она не отречена полностью от своей воли. Но Гоголь не приоткрывает завесы тайны над героем и остается в Акакии Акакиевиче некоторая загадка - «ведь нельзя же залезть в душу человеку и узнать все, что он ни думает» (2, т.3, 123).

Акакий Акакиевич - «маленький человек» не только в смысле социально-иерархического статуса, но и в самом буквальном смысле. Эта «мизерность», «детсткость», «малая величина» Акакия Акакиевича проявляется совершенно во всем. Несмотря на свой возраст, Акакий Акакиевич так и не сумел подрасти (ср. «Итак, в одном департаменте служил один чиновник… низенького роста… - 2, т.3, 111). Однако, «малая величина» героя определяется не столько его возрастом и ростом (каковы бы они ни были в сравнении с другими людьми), сколько местом, отведенным ему судьбой в иерархическом порядке: «Что, что, что?» сказал значительное лицо: «откуда вы набрались такого духу? откуда вы мыслей таких набрались? что за буйство такое распространилось между молодыми людьми против начальников и высших!» Значительное лицо, кажется, не заметил, что Акакию Акакиевичу набралось уже за пятьдесят лет. Стало быть, если он и мог назваться молодым человеком, то разве только относительно, то есть в отношении к тому, кому было уже семьдесят лет» (2, т.3, 130).

Даже в фамилии героя проявляется эта малость. «Фамилия героя была Башмачкин. Уже по самому имени видно, что она когда-то произошла от башмака; но когда, в какое время и каким образом произошла она от башмака, ничего этого неизвестно» (2, т.3, 109). Однако, если быть еще точнее, фамилия героя происходит не от башмака даже, а от «башмачка», совсем маленького башмака. Кстати, фамилия у героя Гоголя появилась не сразу. В первой редакции повести читаем: «Право, не помню его фамилии» (1, т.3, 447).

Но Акакий Акакиевич не только мал и слаб, как дитя, он еще и, как дитя, невинен. Невинен раз и навсегда, поскольку эта черта ему прирожденна, назначена судьбой вместе с мелкими масштабами. Отсюда имя - Акакий (невинный, беззлобный), удвоенное отчеством, отмечающим высшую степень указанного качества означает «невиннейший, самый беззлобный».

Искушением же Акакия Акакиевича, оказавшимся для него роковым и непреодолимым - становится приобретение новой шинели. На первых порах все как будто складывается для героя благоприятно, даже деньги на шинель находятся неожиданно быстро. «Дело пошло даже скорее, чем он ожидал. Противу всякого чаяния директор назначил Акакию Акакиевичу не сорок или сорок пять, а целых шестьдесят рублей; уж предчувствовал ли он, что Акакию Акакиевичу нужна шинель, или само собой так случилось, но только у него чрез это оказалось лишних двадцать рублей. Это обстоятельство ускорило ход дела» (2. т.3, 121).

Однако в действительности легкость приобретения шинели оказывается ложной. Искушение словно бы подталкивает Башмачкина в спину, ускоряя гибельный финал. Дело спасения, созидавшееся всю жизнь, рушится в несколько месяцев и даже недель.

Под воздействием искушающих помыслов, Акакий Акакиевич изменяет своему призванию и служению. «Условная» материя букв, которой он был предан, заменяется физически плотной материей - новой шинелью, в которую герой облекает себя, как бы утверждаясь в вещественном мире. Герой оказывается настолько поглощенным новой мирской привязанностью, что, потеряв шинель, лишается и внутренней кротости и спокойствия. Метания же неупокоенной души Акакия Акакиевича после смерти, похождения «живого» мертвеца - наводят на мысль о ее гибели.

Оживление мертвеца, достаточно традиционный в литературе мотив, нередко встречается у самого Гоголя, в «Майской ночи, или Утопленнице», в «Вие», «Портрете» и, как правило, предполагает сделку с нечистой силой. «Лицо чиновника было бледно, как снег, и глядело совершенным мертвецом», изо рта его «пахнуло страшно могилою» (2, т.3, 135). Все эти жуткие подробности эпилога, означают, что повесть, начатая в духе жития (благочестивые мать и кума «женщина редких добродетелей», выбор имени из святцев, композиционная последовательность, характерная для этого жанра), постепенно переходит в свою противоположность, в антижитие, тема которого - страшное падение. Герой, наделенный чертами подвижника, но применяющий их без смысла и цели, превращается в противоположность подвижника - в мстителя и преследователя, который не приносит себя в жертву, но ищет ее в других. Не просто человеческое подавляется в Акакии Акакиевиче, но искажается и та благодать, которая была на нем, переходя в свою гибельную противоположность.

Повесть Гоголя как бы делится на две значимые и противопоставленные части: период до приобретения шинели и период после. Прослеживается точно означенное противостояние между этими двумя периодами.

Первое потрясение титулярного советника от известия, что надо шить «новую шинель» (2, т.3, 117), становится толчком к его вступлению в другую фазу сюжета, исключительно повествующую о «строительстве» шинели. Так, конфликтная ситуация с шинелью завязывает действие и определяет его дальнейшее развитие. Писатель, последовательно использующий прием сюжетного параллелизма, воспроизводит новый образ жизни героя в зеркально противоположном изображении по отношению к предшествующему. В повести отчетливо выделяются два периода в жизни героя, которые условно можно обозначить как «период капота» (или переписывания) и «период новой шинели».

Кстати, в разных собраниях сочинений Гоголя словосочетание «новая шинель» печаталась по-разному; то курсивом - новая шинель (Гоголь Н.В. Собр. соч. в 4-х т., т.3.СПб., 1842, с.247), то «новая шинель» (Гоголь Н.В. Собр. соч. в 4-х т., т.2. М.,1884, с.96). В Академическом полном собрании принята форма написания первого собрания сочинений Гоголя, т. е. «новая» шинель. Однако несмотря на разное оформление слова «новая» в кавычки или выделение курсивом очевидно, что автор подчеркивает слово «новая», ставит на нем ударение, тем самым обозначая его особый смысл.

«Период капота» и «период новой шинели» противопоставляются по целому ряду значимых признаков.

«Период капота»

Ничто «не имело даже влияния на занятия его; среди всех докук он не делал ни одной ошибки» (2, т. 3, 111). «Приходя домой, он садился тот же час за стол, хлебал наскоро свои щи и ел кусок говядины с луком… вынимал баночку с чернилами и переписывал бумаги, принесенные на дом» (2, т.3, 112–113).

«Акакий Акакиевич не предавался никакому развлечению» (2, т.3, 113).

«Ни один раз в жизни не обратил он внимания на то, что делается и происходит всякий раз на улице» (2, т.3, 112).

«Период новой шинели»

«Переписывая бумагу, он чуть было даже не сделал ошибки» (2, т.3, 120)

«Пообедал он весело и после обеда уж ничего не писал, никаких бумаг, а так немножко посибаритствовал на постеле, пока не потемнело (2, т.3, 123).

«Он уж никак не мог отказаться от приглашения на вечеринку у столоначальника» (2, т.3, 122).

«Акакий Акакиевич глядел на все это как на новость… Остановился перед освещенным окошком магазина посмотреть на картину …покачнул головой и усмехнулся» (2, т.3, 123)

В начале повести читаем: «Надобно сказать, что шинель Акакия Акакиевича служила тоже предметом насмешек чиновникам; от нее отнимали даже благородное имя шинели и называли ее капотом (2, т.3, 114)» - первый период.

Придя домой в новой шинели, Башмачкин «скинул… и повесил ее бережно на стене… и потом нарочно вытащил, для сравнения, прежний капот свой… и сам даже засмеялся… И долго еще потом… он все усмехался, как только приходило ему на ум положение, в котором находился капот»(2, т.3, 123) - второй период.

В «период капота» один директор захотел продвинуть Башмачкина по службе, приказав дать ему работу поважнее переписывания, но получил ответ: «нет… дайте я перепишу что-нибудь» (2, т.3, 112).

Как противоположная возникает в сюжете новая тема героя: «в голове даже мелькали самые дерзкие и отважные мысли: не положить ли, точно, куницу на воротник» (2, т.3, 120). Для департаментской службы неумение героя перевести «глаголы из первого лица в третье» (2, т.3, 112) равносильно неудаче в экзамене на чин, а мечта о кунице тождественна желанию должностного продвижения. Это подтверждается и тем, что новая шинель Башмачкина помогла чиновникам рассмотреть в нем своего. Теперь герой «не простая муха», он вставлен в общую систему отношений.

Гоголь, представив своего героя как «одного чиновника», служащего в «одном департаменте», то есть уподобив его всем чиновникам в любых департаментах, создает вместе с тем образ человека, который отличается от своей чиновничьей среды особым досугом, особым отношением к службе («служил с любовью» - 2, т.3, 111), не помышляет о чинах и наградах, доволен своим простым уделом. В чиновнике Башмачкине слилось несколько начал: с одной стороны, он титулярный советник, как все, с другой стороны, он же титулярный советник, не похожий на всех, и, наконец, он вечный титулярный советник.

Герой не случайно назван вечным титулярным советником. Эта его титулярная «вечность» ставит Башмачкина вне времени и помогает осмыслить его как некий мифологический персонаж. Мифологичность подчеркивается повествователем тем, что никто не мог припомнить, когда герой поступил в департамент, кто его определил, сколько переменилось при нем директоров и начальников: «его видели все на одном и тот же месте, в том же положении, в той же самой должности, тем же чиновником для письма; так что потом уверились, что он, видно, так и родился на свет уже совершенно готовым, в вицмундире и с лысиной на голове» (2, т.3, 110). Хотя ирония повествователя несколько ослабляет мифологический подтекст образа Башмачкина, но не снимает его совершенно. Тип героя строится посредством устойчивых противопоставлений, который как не странно не разобщают, но объединяют его в единое целое. Башмачкин одновременно чиновник и не чиновник («простая муха»); обыватель и отшельник; свой и чужой в одной и той же социальной среде.

«Строительство» шинели вызвано бытовой причиной - наступлением морозов, в то же время стихия холода в повести - главная сюжетная метафора. Это легко увидеть, обратив внимание на продолжительность «зимнего времени» в «Шинели», что не было еще предметом специального исследования.

Гоголь подробно указывает конкретные сроки замены старого капота новой шинелью: «директор назначил Акакию Акакиевичу… целых шестьдесят рублей… Еще какие-нибудь два-три месяца небольшого голодания - и у Акакия Акакиевича набралось, точно, около восьмидесяти рублей» (2, т.3, 121). Портному понадобилось для работы «всего две недели». Таким образом определяется конкретный срок «строительства» шинели - шесть с половиной месяцев.

Обычно, если Гоголь называет дату, это имеет значение для конструкции его произведения. Например, в «Носе» 25 марта - число не случайное, но продуманное, значимое, оно напружинивает фантастический сюжет, объясняет кажущуюся немотивированность главного события повести. В «Записках сумасшедшего» последовательность чисел в дневнике Поприщина свидетельствует о прогрессирующем сумасшествии героя.

В «Шинели» писатель точен в определении движения времени, но исключительно важный для героя и для всего хода повести день, когда была сшита шинель, им утаен: «Это было… трудно сказать, в какой именно день» (2, т.3, 121). Умолчание Гоголя тоже имеет особый смысл. В этот же день, не поставленный в общий ход времени, шинель была украдена (не пробыв у Акакия Акакиевича и одного дня). На следующий день («единственный случай в его жизни») герой не явился в присутствие. А через день он решился идти к значительному лицу.

Видно, что в «Шинели» писателем подчеркнуты разные временные периоды: «2–3 месяца», «две недели», «полтора суток», «минут в шесть», - таким образом обращено внимание читателя на течение времени в повести. Нетрудно заметить по приметам, указанным Гоголем, что временная протяженность периода «строительства» шинели равна примерно около полугода. Все эти полгода пространство повествования становится все холодней и холодней. Сообразуясь с холодным природным временем года нетрудно рассчитать протяженность повести - с октября по апрель.

Но со смертью героя, повесть, как это следовало бы предположить, не заканчивается. Спустя неделю после смерти Башмачкина свирепая стихия преследует значительное лицо. Генерал, на санях отправившийся после дружеской пирушки к Каролине Ивановне, недоволен ветром, который «вырвавшись вдруг бог знает от какой причины, так и резал в лицо, подбрасывая ему клочки снега… с неестественной силой набрасывая ему на голову» (2, т.3, 134). В этом «подбрасывании» на голову генерала «клочков снега» существует несомненная перекличка с Акакием Акакиевичем, которому чиновники «сыпали на голову… бумажки, называя это снегом» (2, т.3, 111). Генерал, распоряжающийся целой армией маленьких чиновников, так же беспомощен перед властью высших стихий, как и «распеченный» им Акакий Акакиевич.

Холод в «Шинели» имеет не бытовой смысл. Это один из центральных образов повести. «Физическое пространство» (С.Г. Бочаров) холода в «Шинели» не соотносимо с календарным временем, хотя объективное, реальное движение времени автором подчеркивается. Линейное время в повести движется в неменяющемся, неподвижном, как бы застывшем пространстве, и это производит особый художественный эффект: время как бы застывает от холода, топчется на месте.

В результате развития сюжета образ шинели становится своеобразным центром, стягивающим к себе все сюжетные линии. Шинель претендует на роль героини повествования, определяя все перипетии сюжета. Все персонажи, далекие друг от друга (Акакий Акакиевич, Петрович, значительное лицо, грабители и др.) оказываются взаимоотраженно связанными именно посредством их отношения к шинели. Центральное положение этого образа подчеркивается и заглавием повести. Известно, что первоначальное название - «Повесть о чиновнике, крадущем шинели» - было автором отвергнуто. Гоголю было важно выделить общую мысль, заключающуюся не в факте кражи, а в самом предмете - шинели.

В этой повести, как и в некоторых других повестях, например, в «Носе» или «Портрете», конфликтная ситуация выделяет с одной стороны, человека (чиновника), а с другой - нос, шинель, картину, то есть предмет, укрупнившийся за счет насыщения его семантическим смыслом.

Но несмотря на очевидные сходства, нос и шинель - образы разного порядка. В отличие от «Носа», в «Шинели» конфликт человека и вещи усложняется, приобретает ступенчатый характер, рядом с социальным обличением в нем намечается намного более сложный конфликт - конфликт внутреннего и внешнего, живого и мертвого.

Шинель становится для Акакия Акакиевича больше чем просто дорогой вещью, на которую ему, во всем себе отказывая, пришлось собирать деньги около семи месяцев. Шинель - это не только средство защиты от холода, знак социальной значимости или даже не мечта о продвижении по службе. Шинель для Акакия Акакиевича становится «подругой жизни», срастается с ним в одно целое: «существование его сделалось как-то полнее, как будто бы он женился, как будто… какая-то приятная подруга жизни согласилась с ним проходить вместе жизненную дорогу, - подруга эта была не кто другая, как та же шинель на толстой вате, на крепкой подкладке без износу (2, т.3, 120)».

По наблюдению О.Г. Дилакторской, «в плане значения шинели как «подруги жизни» интересна еще одна деталь: на шинель не случайно задумано «положить куницу на воротник» ‹…› Воротник из куницы может быть воспринят читателем как социальный показатель - повышение в чине…» (20, 200).

Важно и то, что с куницей в повести связан и другой смысл. В малороссийских народных обрядах куница считалась символом невесты, девицы, за которую давали куничный откуп.

В книге «Реализм Гоголя» Г.А. Гуковский пишет, что мечтать о кунице - «это значит мечтать о чем-то свойственном «значительным лицам» (18, 354) и сам смысл появления идеи «не положить ли куницу на воротник» рассматривает как возрождение человеческих нравственных начал в Башмачкине.

Иерархия чинов в описываемое Гоголем время отражалась в форме одежды: «Мундир означает место служения, а также степень звания и должности» (62, 1) На шинелях в строгом соответствии допускались воротники из черной мерлушки для чиновников низших классов, а бобровые - для чиновников первых четырех классов. В «Шинели» это обыгрывается: мертвец рвет с плеч, «не разбирая чина и звания», всякие шинели: «на кошках, на бобрах, на вате, енотовые, лисьи, медвежьи шубы» (2, т.3, 132), то есть посягает на чиновников разных рангов, ни для кого не делая исключения. В дополнение можно сказать и о том, что статский советник Нос опознан Ковалевым «по мундиру», «по шляпе с плюмажем» (2, т.3, 43) именно как статский советник.

Эти примеры говорят о том, что Гоголь, сам одно время бывший чиновником, хорошо знал отличия в одежде чиновников разных классов и широко использовал их в описании чиновничьего мира Петербурга.

Таким образом, воротник из куницы, о котором мечтает Башмачкин, имеет прямое отношение к служебному продвижению, повышению в чине, как образ его моделирующий.

Ощущения страдающего от мороза мелкого чиновника хорошо были знакомы самому Гоголю, который по приезде своем в холодный Петербург из Малороссии не имел достаточно денег, чтобы позволить себе теплую зимнюю шинель. В своем письме матери от 2 апреля 1830 года Гоголь сообщает, что «привык к морозу и отхватал всю зиму в летней шинели», так как не имел средств купить себе более теплую одежду.

Утрата шинели и гибель самого героя тесно связаны между собой. Потеряв шинель, Акакий Акакиевич уже не может вернуться к своему прежнему состоянию. Характерно, что Акакий Акакиевич подхватывает простуду не той морозной ночью, когда ее украли, и ему пришлось раздетому возвращаться домой по морозу. Герой простужается только через несколько дней, возвращаясь от генерала после должностного распеканья.

Фантастическое происшествие - сдергивание шинелей на ночных петербургских улицах - писатель подчеркнуто связал с бытом. Кражи были более чем распространенным явлением в Петербурге. Как свидетельство этому можно привести дневниковую запись Пушкина: «Улицы не безопасны. Сухтельн был атакован на Дворцовой площади и ограблен. Полиция, видимо, занимается политикой, а не ворами и мостовою. Блудова обокрали прошлой ночью» (63,33). В том же бытовом плане Гоголь указал и на средства и приемы полиции в поимке грабителей. Писатель рассчитывал на бытовое сознание своего современника, когда описывал привычки значительного лица. В тексте первого собрания сочинения Гоголя, которое он сам редактировал, было: «значительное лицо сошел с лестницы, стал в сани и сказал кучеру: «К Каролине Ивановне». Бытовое значение словосочетания «стал в сани» объяснила А.А. Ахматова (25, 95). Стоя в санях в Петербурге ездил только А.Х. Бенкендорф, шеф III отделения политической полиции. Таким образом, видно, что в сфере фантастического финала писатель опирается на бытовой опыт своего современника, на реальные ассоциации читателя. Разъяснение же этих бытовых ассоциаций современному читателю является одной из важнейших задач гоголеведения.

В то же время Гоголь сдвигает логический смысл бытовых объяснений: уличный грабеж в его повести происходит под видом поисков украденной шинели, полиция по высшему распоряжению призвана изловить «мертвеца во что бы то ни стало, живого или мертвого» и «наказать его… жесточайшим образом» (2, т.3, 132). Алогизм мотивировок в фантастике финала выступает как художественная закономерность. Например, значительное лицо не услышал, а увидел, как покривился рот мертвеца, который произнес: «твоей-то шинели мне и нужно! Не похлопотал об моей… отдавай же теперь свою!» (2, т.3, 132). Или чиновник из департамента, в котором служил Башмачкин, узнал Акакия Акакиевича, но одновременно не мог хорошо разглядеть его.

В эпилоге повествователь нигде не дает увериться читателю до конца, что мертвец-грабитель - именно Башмачкин. Только в одном месте он прямо говорит, что тихая смерть героя не окончит «бедной истории», что суждено Акакию Акакиевичу «несколько дней прожить шумно после своей смерти, как бы в награду за непремеченную никем жизнь» (2, т.3, 132). Но сказав это, повествователь отстраняется от дальнейшего комментирования событий, предпочитая «спрятаться» за говор молвы.

Городские слухи - прием, переводящий повествование не только на грань реального и фантастического, но и на грань мифологизации. Миф о мертвеце творит многоликая, неиндивидуализированная толпа: какой-то будочник, какие-то два его товарища, какие-то «деятельные и заботливые люди» (2, т.3, 135). Мифологизация финала усиливает фантастический эффект повествования.

Более того, она провоцирует его многооосмысленность, вызывая ассоциации социального, психологического, бытового характера и у современников Гоголя, и у исследователей его творчества. Например, Г.Волконский, попечитель С.-Петербургского учебного округа, понял финал «Шинели» в чисто бытовом плане: воры распространили слух о мертвеце и пользовались его маской (47,102). А Граф А.Г.Строганов, губернатор Петербурга, считал, что привидение на мосту тащит «просто с каждого из нас шинель», то есть чувствовал в этом образе социальную угрозу. (14, 194)

Не случайным является и то, что с Башмачкина сняли шинель люди с «усами» (2, т.3, 125). Это определяет их как военных. В одном из рассказов Ф.В. Булгарина петербургская барышня пишет провинциалке: «здесь ни один штатский не носит усов» (11, 205) В.Л.Комарович считает, что за одни «усы» повесть еще раз обсуждалась на цензорском комитете (37, 686). Писатель настойчиво повторяет черты грабителей Башмачкина, только придает им гиперболичность: ночное приведение, прогуливающееся в районе Коломны, было «высокого роста», носило «преогромные усы» и своим кулаком, какого и «у живых не найдешь», останавливало всякую деятельность. В финале повести выстраивается цепочка образов: грабителей Башмачкина, напоминающих приведения, мертвеца-чиновника, наконец, привидения с «преогромными усами». В этом как бы намечается эволюция одной и той же темы призрака, хотя и оформленной в разных образах. Этот художественный образ построен на основе внутрисюжетных перекличек и связей. Ему свойственны переходы из чисто реального в фантастический план, что увеличивает потенциал его иносказательности. Эта особенность структуры художественного образа позволяет сопрягать в нем противоположное, разномасштабное и несоизмеримое. Распадение же одного образа - образа мертвеца, призрака, привидения на несколько автономных образов делает его более символическим и гибким.

Писатель сдвигает пространственные пропорции в описании реально-бытового ночного пейзажа городской окраины, когда Башмачкин в новой шинели возвращается домой после пирушки. В описании реально-бытовой план граничит с фантастическим. Городская замкнутость вдруг превращается в безмерное пространство, глухие темные уединенные улицы, где ни души, вдруг сменяются бесконечной площадью, «которая глядела страшною пустынею» (2, т.3, 125). Так возникает метафора как бы размыкающая границы этого и того света, когда этот свет странно пересекается с тем: «Вдали, Бог знает где, мелькал огонек в какой-то будке, которая казалась стоявшей на краю света» (2, т.3, 125). Площадь представляется герою необозримым морем, зыбким, опасным, неверным. С дрогнувшим сердцем, с предчувствием чего-то дурного, ступает Акакий Акакиевич на площадь, где и происходит уже известное трагическое происшествие.

В реально-бытовой зарисовке писатель не случайно прибегает к гиперболизму. Один грабитель сказал г р о м о в ы м голосом: «А шинель-то моя!», а другой «приставил ему к самому рту» кулак с чиновничью голову, промолвив: «А вот только крикни!» (2, т.3, 125). Оправившись через несколько минут, Башмачкин стал звать на помощь, но голос его «не думал долетать до конца площади» (2, т.3, 126).

Казалось бы, бытовая сцена ограбления Акакия Акакиевича подана автором как нечто фантастическое, ирреальное, противоречащее всем законам логики. Этой сцене противостоит финал повести, в котором нереальный сюжет (похождения мертвеца) подкреплен реальными, подчеркивающими конкретную городскую географию деталями: Кирюшкин переулок, Калинкин мост, район Коломны, Обухов мост.

Тематическое содержание «Шинели» отнюдь не ограничивается историей приобретения и кражи шинели, и последовавшей смерти чиновника. Шинель является для Акакия Акакиевича не только и не столько материальной вещью, сколько целью и смыслом его существования, утратив которую он утрачивает и саму жизнь.

Смерть Акакия Акакиевича не является спокойным успением праведника. «Он находился все время в бреду и жару. Явления, одно другого страннее представлялись ему беспрестанно: то видел он Петровича и заказывал ему сделать шинель с какими-то западнями для воров, которые чудились ему беспрестанно под кроватью, и он поминутно призывал хозяйку вытащить у него одного вора даже из-под одеяла, то спрашивал, затем висит пред ним старый капот его, что у него есть новая шинель, то чудилось ему, что стоит он перед генералом, выслушивая надлежащие распеканья и приговаривает: «Виноват, ваше превосходительство!» то, наконец, даже сквернохульничал, произнося самые страшные слова, так что старушка хозяйка даже крестилась, отроду не слыхав от него ничего подобного, тем более что слова эти следовали непосредственно за словом «ваше превосходительство» (2, т.3, 131).

Довольно часто финал повести осмысливается как бунт Башмачкина. Это своеобразно документируется мнимой цитатой из повести, будто Акакий Акакиевич «сдергивает» шинель с плеч «значительного лица». Трудно согласиться с подобными выводами и заключениями, потому что они противоречат коренным основам мировоззрения Гоголя, чуждого идеи каких-либо насильственных действий.

Фантастика финала повести - это не прикрытие намерений Гоголя показать протест и бунт Башмачкина. «Особенность этой повести состоит в том, что хотя венчающий ее фантастический эпизод посмертного появления героя и его встречи со «значительным лицом» внешне никак не подготовлен предшествующим, выдержанном в чисто бытовом плане рассказом о жизни и смерти Акакия Акакиевича, в действительности вся повесть построена в расчете на этот заключительный эпизод, художественно подготовляет его» (75, 206).

Однако никакой идентификации вора с Башмачкиным у Гоголя нет. Писатель создает традиционными в романтизме средствами фантастическую картину появления в Петербурге «мертвеца» в виде чиновника, который стал снимать шинели с чиновников разных рангов. «Фантастика позволяла Гоголю писать не о реалистических событиях, но воссоздавать условный, по слухам рождающийся мир, в котором и действовал мертвец, снимающий шинели с чиновников. Слухи множились, обрастали подробностями, находили отклик у столичного населения», пишет Г.П. Макогоненко (49, 311).

Фантастическое в финале способствует тому, что социально-бытовую сферу повести в эпилоге пронизывают нравственные смыслы, обогащающие социальную проблематику произведения, а также придающие проблематике универсальное значение. Мотив воскресения влечет равноценный высокий мотив отдачи «долгов наших».

В финале повести несомненно намечен утопический мотив социальной гармонии, который так и не был воплощен. Гоголь в полной мере понимал неосуществимость своей идеи, однако каждое свое произведение ощущал как борьбу за человеческое в человеке.

Финалы целого ряда произведений Н.В.Гоголя имеют определенную назидательную тенденцию. Вспомним хотя бы «Ревизора» с его заключительной «немой сценой». Из мира абстрактных рассуждений о добре писатель пытается перевести своего читателя к конкретным добрым делам.

По мнению американского исследователя Д. Фангера, впрочем, довольно спорному, «»Шинель» одновременно и вбирает в себя и превосходит все лучшее, что было свойственно предыдущему творчеству Гоголя. Так, «с точки зрения сюжета это такая же сентиментальная повесть - жалостная история, - как и «Старосветские помещики», только с более резкой комической окраской» (хотя уже само название говорит о более широком символическом замысле); а «с точки зрения места действия, темы и стиля» «Шинель» примыкает к миру ранее написанных петербургских повестей. Здесь присутствует иронический тон вступления к «Невскому проспекту», а образ Акакия Акакиевича, который только и видит, что служебные бумаги ‹…› продолжает собой более ранние типажи чиновников, столь занятых служебными делами, что им «вместо вывески показываются картонка с бумагами, или полное лицо правителя канцелярии» (2, т.3, 112); подобно «Запискам сумасшедшего» в повести идет речь о жалкой жизни мелкого чиновника и о его жалком бунте. Как «Нос», «Шинель» исполнена алогизмов и насквозь проникнута абсурдом; наконец, как и во всех остальных петербургских повестях, повествование основано на «перемещениях» (73, 50).

В департаменте относились к Акакию Акакиевичу безо всякого уважения и даже на него не глядели, когда давали что-нибудь переписать. Когда же Акакий Акакиевич умер, то «Петербург остался без Акакия Акакиевича, как будто бы в нем его и никогда не было» (2, т.3, 131).

На фоне обычного, насыщенного междометиями и частицами, косноязычия Акакия Акакиевича, вдруг слышен его голос, произносящий внятно, без междометий: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» (2, т.3, 111) На фоне обычного косноязычия в жизни это звучит чисто и пронзительно ясно. У читателя возникает ощущение, что он слышит внутренний голос героя.

Кажется, странно говорить о «внутреннем голосе» применительно к Акакию Акакиевичу. Какой у этого придавленного чиновника может быть внутренний голос? Но вчитываясь в повесть внимательнее, замечаешь: Акакий Акакиевич не лишен внутреннего мира, а, напротив, обладает им в полной мере. «И в разговоре он не оканчивал фразы, начавши: «Это, право, совершенно того…» - а потом уже ничего и не было, и сам он позабывал, «думая, что все уже выговорил». (2, т.3, 116) Значит, происходила в Акакии Акакиевиче скрытая напряженная работа мысли, не всегда, правда, выходящая на поверхность. Внешний мир и мир Акакия Акакиевича абсолютно чужды и закрыты наглухо друг от друга. Когда же в финале повести мир Акакия Акакиевича открывается, как ракушка, на контакт с окружающим миром, это ведет к гибели героя.

Внешний мир унижает героя всеми способами, облепляя его «со всех четырех сторон» всяким вещественным «вздором»: здесь и «сенца кусочек» на его вицмундире «какого-то рыжевато-мучного цвета», и всякая дрянь из окна, под которое он всегда поспевает. (2, т.3, 112) Но вот является в его жизнь особая, «идеальная вещь», отделяющая от всего остального, угнетающего его вещного мира, - шинель. Шинель - это «вечная идея», «подруга жизни», «светлый гость», представительница молчаливого внутреннего мира Акакия Акакиевича: «… И подруга эта была не кто другая, как та же шинель на толстой вате, на крепкой подкладке без износу» (2, т.3, 120).

Утрата шинели равносильна утрате всей жизни: Акакий Акакиевич погибает так, как романтический идеальный герой, «рыцарь бедный», потерявший свою возлюбленную или свою мечту. У Гоголя повесть построена так, что незаметная жизнь Башмачкина оказывается лицом к лицу со всем окружающим миром и даже всемирной историей. В надгробном авторском слове Акакию Акакиевичу совмещаются разные измерения и масштабы - самый мелкий и самый крупный: он даже не обратил на себя внимания естествоиспытателя, рассмотревшего в микроскоп и обыкновенную муху, - но на него обрушилось также нетерпимо несчастие, «как обрушивалось на царей и повелителей мира…»(2, т.3, 132).

Гоголь имеет в виду, что одно и то же несчастие может сразить равно и слабых и «повелителей мира». В подцензурном варианте текста (первое издание 1842 года) заключительная фраза «на царей и повелителей мира» выглядела так: «…как обрушивается оно на главы сильных мира сего» (1, т.3, 549).

Вот отчего рассказ про Акакия Акакиевича не оканчивается со смертию его, «и бедная история наша неожиданно принимает фантастическое окончание». Забитый чиновник является призраком-мститетелем. Но не следует думать, что погибший Акакий Акакиевич тревожит совесть значительного лица и только в его воображении является призраком. Таким объяснением нарушилось бы логика гоголевского мира - так же, как она была бы нарушена, когда бы действие «Носа» объяснялось бы как сон Ковалева. Значительное лицо в самом деле теряет шинель с плеча, и Акакий Акакиевич шумно живет за гробом. «Бедная история» обращается Гоголем в фантастическую действительность. Фантастически осуществляется потенциальная реальность, в которой «первые» становятся «последними», а «последние» - «первыми». Замечательно, как в привидении соединились «действительный» и «возможный» Акакий Акакиевич: привидение выговаривает свое требование внятно и резко, однако все-таки с прибавлением «того»: «А! так вот ты наконец! наконец, я тебя того, поймал за воротник!» (2, т.3, 135)

В фантастическом, или точнее романтико-фантасмогорическом финале «Шинели» соединены две сюжетные линии: Акакия Акакиевича и «значительного лица». Это придает повести необходимую композиционную устойчивость и завершенность. Более того, детальная разработка образа «значительного лица» совершается именно в финале повести уже после смерти Акакия Акакиевича, хотя как известно, смерть героя не значит выведение его из активного повествовательного действия: «Прежде всего долг справедливости требует сказать, что одно значительное лицо вскоре по уходе бедного, распеченного в пух Акакия Акакиевича почувствовал что-то вроде сожаленья. Сострадание было ему не чуждо, его сердцу были доступны многие добрые движения, несмотря на то, что чин весьма часто мешал им обнаруживаться. Как только вышел из его кабинета приезжий приятель, он даже задумался о бедном Акакии Акакиевиче. И с тех пор почти каждый день представлялся ему бедный Акакий Акакиевич, не выдержавший должностного распеканья…» (2, т.3, 133)

Образ «значительного лица» занимает в повести важное место. Именно его отношение к Башмачкину и послужило причиной смерти последнего. Однако, по природе своей «значительное лицо» «был в душе добрый человек». Вступив на стезю чиновничьей службы, он перестал быть собой, стараясь следовать примеру начальства, подражать ему. «Так уж на святой Руси все заражено подражаньем, всякий дразнит и корчит своего начальника». Так и «значительное лицо» совершенно запутал его новый чин… «Получивши генеральский чин, он как-то спутался, сбился с пути и совершенно не знал, как ему быть». С равными себе по чину «он был еще человек как следует, человек порядочный, во многих отношениях даже не глупый человек.» С чиновниками же ниже его рангом «он был просто хоть из рук вон…»(2, т.3, 128).

Заметим, что в финале повести Акакий Акакиевич является в виде «живого мертвеца», призрака, в виде тени; что эта тень выступает в роли мстителя и пугает живых; оставаясь призрачно нереальной, она, однако, вполне реальным образом срывает с них всевозможные покровы - «на кошках, на бобрах, на вате, енотовые, лисьи, медвежьи шубы…» (2, т.3, 132) Однако, хотя и «не разбирая чина и звания», тень действует по восходящей линии - от титулярных советников до «самых тайных», то есть от девятого класса до первого в табели о рангах. Страшная тень перебирает всю чиновную иерархию. Но в принципе, не ограничивается ею, так как сказано, что призрак сдирает с плеч «всякого рода меха и кожи, какие только придумали люди для прикрытия собственной» (2, т.3, 132). В этом смысле буйные действия призрака действительно бесчинны: они угрожают благополучию любых чинов и даже тех, кто вне чинов и вознесен над ними всеми. Несчастие героя, потерявшего шинель, поставлено в тот ряд, о котором шла речь с самого начала: «Так протекала мирная жизнь человека… и дотекла бы, может быть, до глубокой старости, если бы не было разных бедствий, рассыпанных на жизненной дороге не только титулярным, но и даже тайным, действительным, надворным и всяким советникам, даже и тем, которые не дают никому советов, ни от кого не берут их сами» (2, т.3, 113–114).

Образ Акакия Акакиевича тесно связан с другим образом повести, а именно с образом «значительного лица». Несколько упрощая, можно сказать, что именно на столкновении этих двух образов и строится «Шинель».

Образы Акакия Акакиевича и «значительного лица» тесно перекликаются с другими двумя образами - св. Акакия и «неправедного старца». Представляется, что такое сходство не может быть случайным.

Как неправедный старец является гонителем св. Акакия, находящегося у него в послушании, так и в подчинении у «значительного лица» находится Акакий Акакиевич, и «значительное лицо» выступает в финале его гонителем. Как в житии святого Акакия, происходит пробуждение совести «неправедного старца» под влиянием разговора с умершим послушником Акакием, так и «значительное лицо» сильно изменяется в лучшую сторону после встречи с «живым мертвецом» Акакием Акакиевичем.

Несчастье, постигшее Акакия Акакиевича, постигает и генерала, тем самым уравнивая их, две крошечные фигурки, равные перед лицом Всевышнего. Этой мысли, в частности, служит явная перекличка сцен пропажи шинели у Акакия Акакиевича и у значительного лица. Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить хотя бы некоторые вводящие эти сцены мотивы: «приятельский» ужин там и тут; выпитые два бокала шампанского - «средство», одинаково «недурно действующее» и на Акакия Акакиевича и на генерала «в рассуждении веселости»; «расположение к разным экстренностям», вследствие чего Акакий Акакиевич «даже побежал было вдруг, неизвестно почему, за какою-то дамою, которая, как молния, прошла мимо и у которой всякая часть тела была исполнена необыкновенного движения» (2, т.3, 125), а генерал «решил не ехать еще домой, а заехать к одной знакомой даме» ввиду внезапного прилива самых «дружеских» к ней «отношений» (2, т.3, 134). Затем героев постигает несчастие, ничего не оставляющая в их настроении от обычной «веселости». Лишившись шинели, «Акакий Акакиевич прибежал домой в совершенном беспорядке: волосы, которые еще водились у него в небольшом количестве на висках и затылке, совершенно растрепались; бок и грудь и все панталоны были в снегу» (2, т.3, 126) Нечто подобное происходит и со значительным лицом: «Бледный, перепуганный и без шинели… он приехал к себе, доплелся кое-как до своей комнаты и провел ночь в весьма большом беспорядке» (2, т.3, 135).

Если по выражению Гоголя, «всматриваться в постройку», то можно различить в сюжете повести точки, неожиданно сближающие титулярного советника в новой шинели и «значительное лицо». Принцип сюжетного параллелизма в этом случае позволяет писателю исследовать эту связь вполне диалектически. Сходство Акакия Башмачкина и «значительного лица» прослеживается именно по линии получения н о в о й шинели Башмачкиным и н о в о г о генеральского мундира, нового чина, к которому присматривается перед зеркалом значительное лицо. Так же, как Башмачкин недавно «построил» новую шинель, так и генерал «недавно сделался значительным лицом, а до того времени… был незначительным» (2, т.3, 128) Он еще не успел привыкнуть к своему новому положению, как и Башмачкин - к своему. Одного «генеральский мундир сбил совершенно с толку» (2, т.3, 133) и он силится подражать своему представлению о генеральском достоинстве, а другого новая шинель заставила следовать заведенному в чиновничьей среде порядку: отметить обнову пирушкой.

Однако, хотя значительное лицо, потеряв свою роскошную шинель, сильно перепугался, но это не стоило ему жизни как Акакию Акакиевичу. «Это происшествие сделало на него сильное впечатление. Он даже гораздо реже стал говорить подчиненным: «Как вы смеете, понимаете ли, кто перед вами», если же и произносил, то уж не прежде, как выслушавши сперва, в чем дело» (2, т.3, 135). Но какой бы далекой ни была разница между Акакием Акакиевичем и значительным лицом, она не так велика, чтобы между ними исчезла несомненная связь. Бедствия одного - начало бедствий другого, и гибель одного угрожает гибелью другому. Ведь значительное лицо оказался «весьма в большом», а не «в совершенном беспорядке» лишь потому, что Акакий Акакиевич при всем своем фантастическом «буйстве» добивался генеральской шинели, и только. Встреча его с генералом была лишь предупреждением тому свыше. Если бы действия Башмачкина были менее сдержанны, а требования более серьезны, генерала не унес бы от смертной беды никакой кучер. Ведь даже одного посягательства на шинель было вполне достаточным, чтобы значительное лицо «чуть не умер».

Героев объединяет общее несчастье. Они сближены и разведены так, как бывают сближены и разведены звенья одной цепи или ступени одной и той же лестницы: «Что вы, милостивый государь… не знаете порядка? куда вы зашли? не знаете, как водятся дела? Об этом вы должны были прежде подать просьбу в канцелярию; она пошла бы к столоначальнику, к начальнику отделения, потом передана бы была секретарю, а секретарь доставил бы ее уже мне…» (2, т.2, 130)

После ухода Акакия Акакиевича генерал «почувствовал что-то вроде сожаления.» Воспоминание об Акакии Акакиевиче тревожило его, и он даже послал чиновника узнать о его делах. Известие о смерти Башмачкина поразило генерала. Он «слышал упреки совести».

Следует отметить сходство внутренних состояний генерала и «одного молодого человека», нечаянно обидевшего Акакия Акакиевича в начале повести: «И что-то странное заключалось в его словах и голосе, с которым они были произнесены. В нем слышалось что-то такое преклоняющее на жалость, что один молодой человек, недавно определившийся, который, по примеру других позволил было себе посмеяться над ним, вдруг остановился как будто пронзенный, и с тех пор все как бы переменилось перед ним и показалось в другом виде…» (2, т.3, 111)

Уже отмечалось, что Башмачкин у Гоголя нигде не отождествляется с «мертвецом», который сдергивает шинели с чиновников разных рангов. Тот сдирал шинели и не вступал в разговоры с жертвой. Человек же, ухвативший за воротник «значительное лицо» ведет себя совсем по-другому - он произносит речь, напоминая «значительному лицу» о совершенной им несправедливости, и не снимает, не сдергивает с него шинель, не мстит ему - «значительное лицо» само снимает шубу и бросает призраку.

«Значительное лицо» в человеке «небольшого роста в старом поношенном вицмундире» «не без ужаса узнал в нем Акакия Акакиевича», бледное лицо человека «глядело совершенным мертвецом». В этом человеке он совершенно признал Башмачкина, когда не услышал, а «увидел» как произнес он речь: «Но ужас значительного лица превзошел все границы, когда он увидел, что рот мертвеца покривился и, пахнувши на него страшно могилою, произнес такие речи: «А! так вот ты наконец! наконец я тебя того, поймал за воротник! Твоей-то шинели мне и нужно! Не похлопотал об моей, да еще и распек - отдавай же теперь свою!» (2, т.3, 135)

Первым обратил внимание на стилистическое своеобразие этой фразы Ю.Манн: «Замечательная особенность этого текста в том, что в нем опущен, «утаен» глагол, выражающий акт слушания. Значительное лицо не слышал реплику «мертвеца»! Он ее видел. Реплика была немой; она озвучена внутренним, потрясенным чувством другого лица» (47, 103).

В этом проявляется тонкий стилистический прием Гоголя, точно и убедительно передающий призрачность появления за спиной «значительного лица» Башмачина. В этой сцене Акакий Акакиевич - плод больной совести генерала и осознанной вины перед несчастным чиновником, которому он не помог. Но в то же время, «…замечательно то, что с этих пор совершенно прекратилось появление чиновника-мертвеца: видно, генеральская шинель пришлась ему совершенно по плечам; по крайней мере, уже не был нигде слышно таких случаев, чтобы сдергивали с кого шинели» (2, т.3, 135).

А к истории о мертвеце-грабителе Гоголь еще раз возвращается в конце повести. После того, как «значительное лицо» само бросило свою шинель призраку, «совершенно прекратилось появление чиновника-мертвеца». Но тут же Гоголь уточняет свою мысль, как бы поправляясь: «Впрочем многие деятельные и заботливые люди никак не хотели успокоиться и поговаривали, что в дальних частях города все еще показывался чиновник-мертвец» (2, т.3, 136).

«Шумная жизнь» Башмачкина после смерти нужна была Гоголю для того, чтобы показать, как узнавшее его «значительное лицо» осознало вину свою, чтобы пробудить уснувшую совесть генерала, чтобы вступил он после встречи с живым мертвецом Башмачкиным на стезю покаяния и человеколюбия…

В финале повести проявляется наглядное разрешение проблемы возможного нравственного перерождения чиновника крупного ранга. «Вера Гоголя в реальность просветительского перевоспитания погрязших в пороках людей здесь, в отличие от «Ревизора», проявляется не столько в возможности, сколько в результате «удара», - пишет Г.П. Магогоненко (49, 325).

«Все мы вышли из гололевской "Шинели"» - что значит эта фраза и кто ее произнес? Эти слова часто приписывают Достоевскому, тогда как произнес их французский писатель и дипломат Эжен Мельхиор де Вогюэ. Характеристика Акакию Акакиевичу Башмачкину автором дана была на первый взгляд однозначная: маленький человек, способный мечтать лишь о новой шинели. Но почему герой Гоголя стал одним из самых значимый и важных персонажей в русской литературе?

Повесть «Шинель» была написана на основе «канцелярского анекдота». Некий чиновник долго копил на ружье, потеря которого стала для него настоящей трагедией. «Шинель» - повесть о жалком, забитом чиновнике. В ней есть типичный гоголевский юмор, но вместе с тем это глубокое произведение, пронизанное гуманизмом.

Башмачкина дана в первом абзаце повести. Это был ничем не примечательный человек, титулярный советник. Здесь стоит сказать несколько слов о чине Башмачкина.

В дореволюционной России существовала классификация званий. Каждому чину соответствовало определенное значение и статус. Титулярный советник имел немного возможностей продвинуться по карьерной лестнице. Жалование ему причиталось небольшое. Так, Башмачкин получал в год 400 рублей, чего едва хватало на скудное питание и проживание в скромной петербургской квартире. Можно сказать, что Башмачкин нищенствовал, как и сотни подобных ему мелких чиновников.

Важнее титулярного советника был коллежский. Беда в том, что этот чин был для Акакия Акакиевича недосягаем. Коллежским советником мог стать человек с дворянским происхождением. Гоголевский герой, по всей видимости, был разночинцем.

Характеристика Акакия Акакиевича Башмачкина: скромный, ничем не примечательный чиновник, не имеющий выдающихся способностей, честолюбия и каких-либо устремлений в жизни. Таких, как он, называли «вечными титулярными советниками». Башмачкин был обречен занимать незначительную должность в департаменте. Но это его отнюдь не огорчало.

Любимое дело Башмачкина

Акакий Акакиевич с утра до вечера выполнял несложную работу: переписывал бумаги. Он это занятие очень любил, о другом и не мечтал. Башмачкин брал работу на дом. В спешке ужинал, и снова садился за переписывание бумаг. Однажды один сердобольный начальник доверил ему более значимое задание. Нужно было не только переписать документ, а еще поменять название и несколько глаголов. Но Башмачкин не справился. Весь вспотел, перенервничал, затем произнес: «Нет уж, дайте мне что-нибудь переписать».

Характеристику Акакия Акакиевича Башмачкина дополнит описание внешности. Он был небольшого роста, лысоват, с геморроидальным цветом лица. Этот человек очень давно работал в департаменте. Так давно, что молодым чиновникам казалось, что он таким и появился на свет - с лысиной и в вицмундире.

"Зачем вы обижаете меня?"

Эта фраза стала ключевой в образе Акакия Акакиевича Башмачкина. Характеристику маленького человека первым дал Пушкин в повести «Станционный смотритель». Что это за тип литературного персонажа? Это образ социально незащищенного человека, несчастного, одинокого, жалкого.

В департаменте Башмачкина не уважает даже сторож. Начальники небрежно бросают на стол ему бумаги, даже не удосуживаясь произнести: «Перепишите, пожалуйста». Над гоголевским титулярным советником потешаются молодые чиновники. Правда, один из них однажды, услышав от Башмачкина фразу: «Зачем вы обижаете меня?», был глубоко поражен. В этих словах он услышал «Я брат твой». Молодой чиновник впредь не позволял себе грубых шуток в адрес Башмачкина. А образ маленького несчастного человека он еще долго не мог забыть.

В повести Гоголя есть два образа Башмачкина: внешний и внутренний. Первый - замкнутый, нелюдимый чиновник, старательно переписывающих бумаги. Внутренний человек в образе Акакия Акакиевича Башмачкина совсем другой. Он жизнерадостный, открытый. Достаточно вспомнить состояние чиновника после приобретения шинели.

Цель Башмачкина

Отдельного внимания заслуживает предмет одежды, название которого вынесено в заглавие повести. Шинель здесь не просто вещь, которая, если она сшита хорошо и добротно, спасает от суровых петербургских морозов. Это образ, символизирующий социальное положение чиновника. У Башмачкина была худая шинель, которая вовсе не спасала от непогоды. Потом он, наконец, решился заказать новую. Для человека, который получает в год жалованья в размере четырехсот рублей, это совсем непросто.

Описание Башмачкина Акакия Акакиевича, представленное выше, дополнит манера изъясняться. Чиновник был крайне косноязычен. Имел обыкновение выражать свои мысли предлогами и наречиями. Часто совсем не заканчивал фразу, произносил нечто вроде: «это совершенно того… право».

Нечто подобное он изверг в доме Петровича, портного, который уже не раз штопал ему старую шинель. Тот отказал в очередной раз ставить заплаты и посоветовал сшить новую. Так у Башмачкина появилась цель.

Он начал копить на новую шинель. Акакий Акакиевич перестал пить чай по вечерам, не зажигал свечей, ступал осторожнее, дабы не испортить подметки на сапогах, прачке отдавал свое белье все реже. Дома ходил в халате, чтоб не сносить костюма и застраховать себя от возможных трат.

Он так долго мечтал о новой шинели, что всей душою полюбил ее. Еще до того, как накопил на сукно и работу портного. Каждый день он отправлялся к Петровичу, дабы обсудить обновку. Шинель для Акакия Акакиевича Башмачкина стала не просто вещью, а любимой подругой, почти живым существом.

Счастливый чиновник

Итак, Башмачкин несколько месяцев голодает: копит на новую шинель. Наконец, она готова. Петрович приносит поутру Акакию Акакиевича обновку. Чиновник в совершенно праздничном настроении отправляется в департамент. Удивительным образом там все узнают о новой шинели Акакия Акакиевичя, о том, что старой, которую, к слову сказать, называли капотом, уже не существует. Башмачкина поздравляют, к нему проявляют внимание, чего за многие годы работы в департаменте никогда не было. Более того, начальник приглашает Акакия Акакиевич на именины.

Трагедия Башмачкина

Но счастье маленького чиновника было кратковременным. В новой шинели он отправляется на именины к столоначальнику. Здесь его снова поздравляют с обновкой, уговаривают выпить. После двух бокалов шампанского жизнь Акакию Акакиевичу представляется в радужных красках. Однако он помнит, что уже поздний час, пора домой. Башмачкин незаметно покидает дом столоначальника. По пути домой встречает грабителей, которые снимает с него шинель.

Смерть чиновника

На следующий день Башмачкин отправился в департамент во всем известном капоте. Многие его жалели, советовали обратиться к одному значительному лицу: быть может, он поможет разыскать грабителей, которые похитили новую шинель. Акакий Акакиевич так и поступил. Но значительное лицо было лицом весьма грозным, по крайней мере хотело казаться таковым. Начальник не стал слушать Башмачкина, напротив, накинулся на него так, что тот едва духа не лишился прямо в его кабинете.

Призрак

Когда чиновника не стало, никто этого не заметил. О его смерти в департаменте узнали лишь спустя четыре дня после похорон. Башмачкины встречались, конечно же, не только среди чиновников XIX века. Подобные люди, загнанные, несчастные, незащищенные, есть и сегодня.

Гоголь завершил историю фантастическим финалом. Его герой, в награду за неприметную жизнь, после своей смерти еще прожил несколько дней. Вскоре по Петербургу пошли слухи о призраке. Это был мертвец-чиновник, который искал пропавшую шинель. Он наводил страх на горожан, а исчез лишь после того, как встретил того самого генерала, наведшего на него страх незадолго до смерти. Призрак снял со значительного лица шинель, после чего исчез навсегда. Начальник, человек, по сути, не злой, еще долго не мог простить себе смерти Башмачкина.

(Н.В. Гоголь. «Шинель»)

Общая характеристика. Начиная с Акакия Акакиевича Башмачкина, мелкого чиновника департамента Петербурга с невыразительной внеш­ностью, «вечного титулярного советника», которому за пятьдесят, в русской литературе начинается череда образов «маленьких людей» (в качестве предшественников М.М. Дунаев называет пушкинские образы станцион­ного смотрителя Самсона Вырина и бедного чиновника Евгения из «Медного всадника»). Но именно гоголевский образ оказался, пожалуй, наиболее ярким воплощением ничтожества и пошлости человека, все силы души которого устремлены к ничтожному объекту - новой шинели. В отличие от Макара Девушкина, Акакий Башмачкин в жизни видел только написанные им ровные строки. Но Гоголь не судит своего героя, он состра­дает его малости, а мы - вместе с ним.

Отношение к жизни. Жизненный мир Акакия Акакиевича сужен до переписывания бумаг - все остальное он просто не замечает, ни убожества одежды, ни того, что он ест, ни того, что делается на улице. Ему скучны обычные нехитрые развлечения чиновников его круга. «... Акакий Ака­киевич если и глядел на что, то видел на всем свои чистые, ровным почер­ком написанные строки, и только разве если, неизвестно откуда взявшись, лошадиная морда помещалась ему на плечо и напускала ноздрями целый ветер в щеку, тогда только замечал он, что он не на середине строки, а на середине улицы». Башмачкин был вполне доволен своей жизнью, равнове­сие с которой внезапно нарушилось по «вине» внешних обстоятельств, а именно, северного мороза, заставившего его все усилия приложить для приобретения новой шинели. Достижение желанной цели возвращает удов­летворенность жизнью и, более того, ведет к «самому праздничному рас­положению всех чувств» по причине «двух выгод»: тепло и хорошо. Лишившись шинели в результате вечернего грабежа, Башмачкин лишился всей радости и смысла жизни. Он слег и умер.

Поступки Башмачкина находятся в полном соответствии с его отноше­нием к жизни. Всю жизнь, казалось, он занимался одним и тем же - пере­писывание бумаг. «Вряд ли где можно было найти человека, который так жми бы в своей должности. Мало сказать: он служил ревностно, - нет, он i иужил с любовью. Там, в этом переписыванье, ему виделся какой-то свой |м ммюбразный и приятный мир». Сослуживцы относились к нему неува- | п нмм.по, подшучивали над ним, на что он обычно не обращал внимания. 111 переписывания бумаг состоял и его досуг. На шинель он накопил, от- I I м.шая себе во всем. Значительность его проявляется уже после смерти, да и виде мстящего привидения он пугает жителей.

Поле жизнедеятельности отличается единством удовлетворенности | и шыо и привычным поведением; утрата единственной жизненной при­ми мм мости (шинели) приводит к непереносимости ситуации и последую­щему окончанию земного существования.

Дифференциальный диагноз жизненных ориентации и жизненной по- шции.

I мн жизненных ориентации: потребитель. Поведение однообразно, вос­принимается лишь ограниченный набор стимулов среды, на которые Баш- мпчкин реагирует.

11н н его однообразной жизни, ни на службе не заметно никаких при­никни творчества. Когда ему дали задание немного сложнее обычного, он не I мог самостоятельно внести небольшие изменения в переписываемый документ.

11пешний локус контроля проявляется в ориентации на внешние обстоя- | ■ им I на своей жизни. Зимний холод побуждает его заметить свою износив- III mi и я одежду и устремиться на добывание новой. Новая шинель начинает определять его мечты, он копит, он радуется обновке - и умирает от ее могери.

Ж мшенная позиция: приспособление к окружающей среде с целью до- . I н/кения душевного равновесия.

7\ п шенная ситуация Башмачкина - ситуация случайной страсти к ши- М1 им ничтожному объекту внешнего мира - и гибели в результате его потери.

/ //ишетвенные характеристики. Акакий Акакиевич - тихий, робкий, |" ютиетный человек, провоцировавший пренебрежительное отношение

сослуживцев, а иногда жалость. Однако он был вполне равнодушен

I мим 11опав в затруднительную ситуацию, он обращается к начальству, к ni.i"iii тельному лицу», и переживает душевное потрясение вплоть до смер- | п hi I рубого, бесчеловечного обращения. Его мысли и чувства остаются " I н он, впрочем, скорее всего, они остаются весьма смутными. Вряд ли > м.и ни о прощениии примирении. Об этом свидетельствует и богохуль­ные речи в предсмертном бреду, и мщение после смерти в облике привиде­ния.

- достижение равновесия с жизнью благодаря удовлетворенности минимальным и привычному ходу жизни. С появлением идеи новой шинели она начинает заменять Башмач- кину цель и смысл жизни: «как будто самое существование его сделалось как будто полнее, как будто он женился, как будто какой-то другой человек присутствовал с ним, как будто он был не один, а какая-то приятная подруга жизни согласилась с ним проходить вместе жизненную дорогу, - и подруга эта была не кто другая, как та же шинель на толстой вате, на крепкой под­кладке без износу».

Организация внутреннего мира Башмачкина составляла обычно при­вычность поведения по давно установленному порядку. Такое поведение вполне соответствовало всей незначительности внутреннего мира, бездарности, робости, косноязычию. После его смерти «... Петербург ос­тался без Акакия Акакиевича, как будто в нем его и никогда не было. Исчезло и скрылось существо, никем не защищенное, никому не дорогое, ни для кого не интересное». Возникшая случайно, под влиянием внешних обстоятельств идея шинели становится источником организации его вну­треннего мира: «Он сделался как-то живее, даже тверже характером, как человек, который уже определил и поставил себе цель. С лица и поступков его исчезло само собою сомнение, нерешительность - словом, все колеб­лющиеся и неопределенные черты. Огонь порою показывался в глазах его, в голове даже мелькали самые дерзкие и отважные мысли: не положить ли, точно, куницу на воротник?» Эти мысли, очевидно, наиболее ярки из когда-либо посещавших внутренний мир Акакия Акакиевича. Увлечен­ность новой идеей даже привела к небывалой для него рассеянности, а именно: в переписывании бумаг Акакий Акакиевич чуть было не сделал ошибки.

Способ взаимосвязи внутреннего и внешнего мира. Обычно это привыч­ные действия, вносящие в жизнь Акакия Акакиевича умиротворенность и покой.

Внешняя реализация внутреннего мира. Долгие годы он служит чинов­ником для письма на одном и том же месте. Так же незначительна, как и его внутренний мир, его незаметная внешность, манера изъясняться (пред­логами, наречиями и частицами). Долгие годы он откладывал с каждого рубля по грошу, использовав эту сумму, наряду со сэкономленной после возникновения идеи шинели, для покупки сукна и пошива. Свершившееся

наконец событие выводит из привычного равновесия, нарастающим нарушением которого Башмачкин уже не смог справиться.

1"твитие личности. Объясняя странность имени Башмачкина, автор не поминает о моменте рождения своего героя, получившего имя отца, о по юром известно лишь, что он «был». Мать его - «чиновница и очень хорошая женщина». Поскольку много лет Акакий Акакиевич служил в одной и той же должности и на одном и том же месте, а также «в одном и юм же положении», всем уже казалось, «что он <...> так и родился на i ист уже совершенно готовым, в вицмундире и с лысиной на голове». Тем i ,1мым подчеркивается и неизменность личностной организации Баш- м.|"1кипа. Ироничные слова Гоголя по поводу того, что, укрепившись в мыс- ни о необходимости новой шинели, «... он питался духовно, нося в мыслях I иопх вечную идею будущей шинели», характеризуют подмену необходи­мою духовного развития личности придающей осмысленность жизни (I расгью к незначительному предмету одежды.

Норма и патология личности. Обычно ничто не могло нарушить рав- поиесие со средой, даже насмешки коллег не выводили из него. Нарушение р.ннювесия начинается с возникновения идеи обновки. Акакий Акакиевич, оюрчнясь от необходимости приобретения новой шинели, еще больше учоди г в себя и ничего не замечает вокруг, идет по улице как во сне, в прот ивоположную дому сторону, не подозревая об этом. Пребывая на мсршине блаженства, он лишается шинели, что становится причиной I I ратного горя. Не найдя поддержки у представителей власти и обратив­ший. к «значительному лицу», от его крика робкий Акакий Акакиевич i .ik и обмер, пошатнулся, затрясся телом и никак не мог стоять». От по- фиееиия он брел по улицам, не обращая внимания на вьюгу, простудив-

п., слег в горячке, в бреду и жару, и вскоре умер. Бессвязные видения

it о были связаны лишь с той же шинелью.

Питание и помощь личности. О личности Башмачкина «говорят» его не ишчительные таланты, внешность, манеры, разговор, тяга к привычному и I уединенности. Придерживаясь привычного хода жизни, он достигает

мой умиротворенности. В затруднительные моменты жизни Акакий

\ I пик-вич еще больше уединятся, еще больше не обращает внимания на окружающее. Когда стала очевидной необходимость новой шинели, он рас- | мает сам с собой и сам себя ободряет. В самый тяжелый момент - утраты mi и не ни он не смог справиться со своими переживаниями. Кроме шинели, нею «за душой» - уже в переносном смысле слова - ведь ничего и не |ц ню, не было более для чего и жить.

Плюшкин

(Н.В. Гоголь. «Мертвые души»)

Общая характеристика. Среди «мертвых душ» Н.В. Гоголя Плюшкин, пожалуй, наиболее «красочный» их представитель. Интересен его образ и тем, что Гоголь раскрывает его в динамике становления, тем самым показы­вая, как определенного рода жизненная ориентация приводит к совершенно определенного рода результату жизненного пути. О результате возможно говорить, поскольку Чичиков, а читатель вместе с ним, встречается с Плюшкиным (о его имени - Степан - можно узнать только косвенно, из отчества его дочери), когда тому уже седьмой десяток. Нетрудно заметить, что Плюшкина отличает та же жизненная ориентация, что и Акакия Акаки­евича Башмачкина. Будучи многократно усиленной, она приводит и к усилению омертвелости души, душевной пустоты. Оба они устремлены на ничтожные объекты внешнего мира, и если у бедного петербургского чиновника Башмачкина их представляет только новая шинель, к которой он привязывается всей душой, то у Плюшкина, богатого помещика, кото­рому его мужики дали прозвище «заплатанной», владеющего более тысячей душ, это бессмысленное скопидомство, накопительство бесполезных ве­щей и гниющих богатств, карикатура на стяжательство. Талант Гоголя за­ставляет сострадать как Башмачкину, так и Плюшкину, до того утратив­шему человеческий облик, что по внешнему виду трудно определить даже его пол.

Отношение к жизни. Скупость, «которая, как известно, имеет волчий голод и чем более пожирает, тем становится ненасытнее», накладывает отпечаток на общее отношение к жизни. Его можно охарактеризовать как полную отгороженность, отчужденность от мира. Не даром Гоголь отмечает связь развития скупости Плюшкина и его одиночества после смерти жены: «одинокая жизнь дала сытную пищу скупости». Речь идет об одинокой прежде всего духовной жизни. Когда человек никем и ничем не дорожит, взор его невольно обращается на незначительные объекты вокруг себя в попытке хоть через них «держать связь» с миром. Постепенное уединение, отгороженность от жизни символизируют постепенное, с каждым годом, прикрытие в доме окон.

Отношение к жизни Плюшкина проявляется в той обстановке имения, виновником которой он и является. Подъезжая к имению Плюшкина, Чи­чиков обратил внимание на заброшенность, дряхлость, запущенность хо- iiiiuma, ранее, видимо, процветавшего и обширного. Все помертвело и | i()iii-1 шало, было печально на вид. «Ничего не заметно было оживляющего картину: ни отворявшихся дверей; ни выходивших откуда-нибудь людей, никаких живых хлопот и забот дома». В самом доме было так же бестол­ково, в кучах пылились ненужные вещи. «Никак бы нельзя было сказать, чго(н.| в комнате сей обитало живое существо, если бы не возвещал его пребыванье старый, поношенный колпак, лежавший на столе».

Поступки Плюшкина характеризуют его бессмысленную, по сути, де- ч I гш.иость. У него в хозяйстве пропадают огромные запасы, но он их умно- Kaei и в мелочном скопидомстве собирает все, что попадается под руку. I жедпевно, ходя по улицам своей деревни, он собирал все, что ему по­па па нось и складывал в своей комнате в кучу. «Вон уже рыболов пошел на ичигу!» говорили о нем мужики. Гонясь за мелким, только тем, что перед | па ими, он терял крупное: «... с каждым годом уходили из вида более и понос главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные произ­ведения; покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, I к.павши, что это бес, а не человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обра­ми нмсь в чистый навоз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах пре­вратилась в камень, и нужно было ее рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль». Итог:

все становилось гниль и прореха», в том числе он сам.

Попе ж изнедеятельности отличается единством отгороженности от | ниш и бессмысленности поведения; единственная страсть к накопи- н"ш.ству вызывает и соответствующие поступки.

Дифференциальный диагноз жизненных ориентации и жизненной по- 141)1114.

Гнн жизненных ориентаций: потребитель. «Полевое» поведение Плюш- I и па ограничено узким набором стимулов среды, непосредственно воспри­нимаемым предметным миром.

11рнспособительная направленность выражается в накопительстве.

Ннешний локус контроля проявляется в собирательстве всего, что по- I и пае I в поле зрения, безо всякого смысла и цели. Поведением руководят I i\чайные предметы и выгаданная копейка.

Ж изненная позиция: приспособление к окружающей среде посредством нч i мысленного накопительства.

Жизненная ситуация Плюшкина - ситуация бессмысленности всего существования, подчиненного бессмысленному накопительству.

Нравственные характеристики. О Плюшкине идет дурная слава. Его безмерная скупость стала причиной гибели от голода многих его крестьян (сто двадцать человек), чем был очень доволен Чичиков, скупивший у Плюшкина больше всего «мертвых душ». Много у него и беглых крестьян - от такой невыносимой жизни. Плюшкин находит логичное, с его точки зрения, объяснение: «Народ-то больно прожорлив, от праздности завел привычку трескать, а у меня есть и самому нечего». Плюшкин одобритель­но говорит отказавшемуся от чая Чичикову: «Хорошего человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт».

У него одни сапоги на всех слуг, которые они надевают по очереди, когда Плюшкин вызывает их к себе. В других, между тем, он подозревав! сребролюбие и лицемерно требует для их вразумления увещевания священника: «против слова-то Божия не устоишь». На это Чичиков, сделав свои выводы, подумал: «Ну, ты, я думаю, устоишь!» О себе он вполне до­стойного мнения, которое Чичиков иронично выразил так: «почтенный, добрый старик терпит по причине собственного добродушия».

Показательно отношение Плюшкина к своим детям. Из троих детей «провинившимся» (дочь бежала со шгаб-ротмистром кавалерийского пол­ка, а сын, отправленный в губернский город на службу, поступил в полк, проигрался в карты) он послал отцовское проклятие и не интересовался более их жизнью; третья дочь умерла. Сбежавшая дочь приезжала потом с внучкой, он простил, но он не дал ни копейки.

Направленность (жизненная задача) - достижение равновесия с жизнью благодаря процессу накопления. Оно единственное дает ему ра­дость и осмысленность жизни. Плюшкин не мог даже говорить от радости, когда Чичиков выразил готовность платить за всех умерших крестьян. Руки его «задрожали, как ртуть», когда он почуял возможность скорой наживы. Спрятав же деньги за мертвых и беглых, Плюшкин больше не знал, о чем говорить и прямо заявил гостю: «а что, вы уже собираетесь ехать?» Един­ственная страсть владеет Плюшкиным - страсть к собиранию ненужных вещей, в рамках бессмысленного накопительства вообще.

Организация внутреннего мира Плюшкина происходит по принципу привычного собирательства. Естественно, что и сам внутренний мир при этом весьма скуден. Чичиков, ища причину своего приезда, увидев обста­новку, «почувствовал, что слово "добродетель" и "редкие свойства души" можно с успехом заменить словами "экономия" и "порядок"». Действитель­но, н 11люшкине произошла замена душевных свойств на «экономические». 11 и по с го - зеркало души - Гоголь называет деревянным. Но нельзя сказать, мю I Тнюшкин вовсе лишен человеческого. Когда он вспомнил о председа- | сне, знакомом со школьных лет, «на этом деревянном лице вдруг скользнул какой-то теплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства, явление, подобное неожиданному появлению на поверхности вод утопающего, произведшему радостный крик в толпе, обступившей берег. 11о напрасно обрадовавшиеся братья и сестры кидают с берега веревку и.кдут, не мелькнет ли вновь спина или утомленные бореньем руки, - появ- неппе было последнее. Глухо все, и еще страшнее и пустыннее становится после того затихнувшая поверхность безответной стихии. Так и лицо 11 шошкина вслед за мгновенно скользнувшим на нем чувством стало еще (нч чувственней и еще пошлее». Расчувствовавшись, Плюшкин хотел пода­ри гь гостю за великодушие серебряные часы, хоть и испорченные. Но после ра мышления он решил завещать их ему в духовной, «чтобы вспоминал обо мне». Эти проблески души, частое упоминание о Боге и священниках, чогя и в ироническом контексте, правильная речь, верность своей страсти пани основание некоторым современным исследователям вообще рас- | матривать Плюшкина в качестве положительного героя и чуть ли не идеала (Топоров В.Н., 1995). Однако автор, на наш взгляд, слегка погорячился. < корее, Гоголь хотел показать, что даже самый ничтожный из людей все /кс остается человеком и имеет право на наше сочувствие.

("пособ взаимосвязи внутреннего и внешнего мира. У Плюшкина это привычная скупость, в разных ее проявлениях, и связанная с ней подозри- юльность. Яркими примерами могут быть сухарь из кулича, когда-то давно привезенного его дочерью, с испорченным верхом, соскобленные крохи с к< I горого Плюшкин рекомендует слуге снести в курятник, или «ликерчик», приготовленный еще женой, с вынутыми козявками и мусором: ими Плюш- кип собирался угощать благоразумно отказавшегося Чичикова.

Ниешняя реализация внутреннего мира Плюшкина заметна по обстанов­ке н доме и имении вообще, по его одежде, привычным экономным дейст- иням, даже по почерку. Богатый помещик, он одет как нищий. Живописна картина написания Плюшкиным письма: «... Плюшкин, севши в кресла и и шиши в руки перо, долго еще ворочал на все стороны четвертку, приду­мывая: нельзя ли отделить от нее еще осьмушку, но наконец убедился, что никак нельзя; всунул перо в чернильницу с какою-то заплесневевшею жид- костью и множеством мух надне и стал писать, выставляя буквы, похожие па музыкальные ноты, придерживая поминутно прыть руки, которая расска- кивалась по всей бумаге, лепя скупо строка на строку и не без сожаления подумывая о том, что все еще останется много чистого пробела».

Развитие личности. В течение жизненного пути личность Плюшкина претерпевает значительные изменения. Раньше он был женат, умело, с «мудрой скупостью», вел хозяйство, хлопотливо бегая, как трудолюбивый паук. Сильные чувства он и тогда не испытывал, но ум и приятная речь были хорошо видны. Его окружали приветливые домочадцы. В доме были открыты все окна. Когда после смерти жены ключи и мелкие заботы пере­шли к Плюшкину, он стал беспокойнее, подозрительнее, скупее. Его глаза автор сравнивает с высматривающими мышами, подозрительно нюхающи­ми воздух. Окна притворились, все превратилось в гниль и прореху, и он сам - «в какую-то прореху на человечестве». Личностная деградация Плюшкина («И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! Мог так измениться!») почти не оставляет надежды на позитивные изменения.

Норма и патология личности. Личностный регресс сопровождается обмелением чувств, постепенной утратой человеческого облика. У опускающегося Плюшкина с усиливающейся скупостью «человеческие чувства, которые и без того не были в нем глубоки, мелели ежеминутно, и каждый день что-нибудь утрачивалось в этой развалине». С грустью говорит Гоголь о том, что «нынешний же пламенный юноша отскочил бы с ужасом, если бы показали ему его же портрет в старости».

Познание и помощь личности. Как всегда у Гоголя, о личности героя «говорят» многие мелочи во внешнем облике, поведении и обстановке, свидетельствующие об упадке не только хозяйства, но и духа. Плюшкин вполне доволен той жизнью, которой живет, и считает нормальным свою внутреннюю отчужденность. Помощь могла бы состоять в одухотворении этой «мертвой души», но Плюшкин вряд ли осознает, как остро он в ней на самом деле нуждается.

Уединившийся в себе - одиночка, прячущийся от жизни, отграничивающийся от нее.